Шизофреник - Andrevictor

Я замер. Осколок не двигался. Он просто был. И в его безликой глубине было больше тоски, чем во всех шепотах Архива вместе взятых.

И тут из тени за моей спиной вышел Куратор.

Он появился бесшумно, как всегда. Его высокую, строгую фигуру не колыхнул ни один звук. Он не смотрел на меня. Его внимание было приковано к Осколку.

— Ошибка системы, — произнес Куратор. Его голос был лишен тембра, как голос синтезатора, читающего похоронную речь. — Не подлежит восстановлению. Требуется очистка.

Он поднял руку. Пальцы его были длинными, острыми, словно скальпели из сгущенного света.

— Что ты собираешься делать? — вырвалось у меня. Я не планировал этого говорить.

Куратор медленно повернул голову. Лица у него не было, только гладкая, матовая поверхность, отражающая искаженное подобие моего собственного ужаса.

— Исправлять недочет, — ответил он. — Архив стремится к чистоте. К порядку. Это — грязь. Его пальцы сомкнулись в воздухе. Осколок взвыл. Беззвучно, но от этого звука внутри черепа задрожали кости. Его форма начала схлопываться, втягиваться в саму себя, как бумага в огне.

— Остановите! — крикнул я. Это был не разумный порыв. Это был инстинкт. Протест против этого бесчувственного, механического уничтожения.

— Он не живой, — сказал Куратор, не прекращая своего действия. — У него нет сознания. Только эхо боли. Ты проявляешь сентиментальность. Это нерационально.

— Да заткнись ты, робот! — взревело Эхо прямо у меня в голове, и его ярость была настолько искренней, что я сам вздрогнул. — Он страдает! Разве ты не видишь?

— Страдание — это данные, — ответил Куратор, и я понял, что он слышит нас. Слышит все. — А эти данные — безвозвратно повреждены. Они подлежат удалению.

Осколок почти исчез, превратившись в крошечную, темную точку.

И тогда во мне что- перещелкнуло.

Я не подумал. Я не выбрал между Эхо и Стражем. Я действовал.

Я рванулся вперед, не к Куратору, а к точке, которая была Осколком. И просто… накрыл ее руками.

Ослепительная боль пронзила ладони, как будто я поймал раскаленный уголек. Визг паразитных голосов в голове слился в один пронзительный вопль. Свет вокруг поплыл, стены задрожали.

Куратор замер. Его рука осталась поднятой. Его безликий взгляд был прикован ко мне.

— Интересно, — произнес он. Всего одно слово. Но в нем впервые промелькнул оттенок чего-то, что не было ни логикой, ни холодным расчетом. Любопытства.

Боль стихла. В моих ладонях ничего не было. Ни точки, ни Осколка. Только легкое, едва заметное жжение.

— Ты вмешался в процесс, — констатировал Куратор. — Он был жив, — выдохнул я, все еще не оправившись от шока. — Определение «жизни» в контексте Архива требует уточнения, — отчеканил Куратор. — Твой поступок иррационален. Иллюстрация эмоциональной зараженности.

— Он поступил как человек, консервная банка! — закричало Эхо. — Выучи новое слово! «Сострадание»!

— Он поступил как глупец, — мрачно проворчал Страж. — Мы могли быть стерты вместе с этим… чем бы оно ни было.

Куратор медленно опустил руку.

— Твое расследование продолжается. Но помни: каждая ошибка, каждая иррациональная вспышка вносит хаос в систему. А хаос… исправляется.

Он сделал шаг назад и растворился в тени, как будто его и не было.

Я стоял, смотря на свои целые, но все еще горящие ладони. Воздух больше не звенел. Шепоты утихли, притихшие и ошеломленные.

— Ну что, — нарушил молчание Эхо. — Получил по рукам. Доволен? — Он жив, — повторил я, на этот раз тихо. — Кто? — спросил Страж. — Тот осколок? Или ты?

Я не ответил. Я впервые совершил поступок здесь, в Архиве. Не анализировал, не выбирал из двух зол. Я просто сделал. И это было страшно. И… правильно.

Это был не синтез. Это был бунт. Первый, глупый, иррациональный бунт против бесчувственной машины.

И он сработал.

Куратор отступил.

Глава 4. Тень в себе

Тишина, наступившая после ухода Куратора, была оглушительной. Даже Эхо и Страж притихли, подавленные неожиданными последствиями моего бунта. Я шел по новому коридору, и жжение в ладонях было единственным напоминанием, что произошедшее — не сон. Я спас кого-то. Или что-то. Или просто отсрочил неизбежное.

— Идиотский, бессмысленный, эмоциональный поступок, — наконец прорычал Страж, разбивая молчание. — Ты выступил против системы, не имея ни плана, ни понимания последствий. Он теперь будет следить за тобой пристальнее.

— Зато мы теперь знаем, что у консервной банки есть кнопка «пауза»! — парировало Эхо, но без привычного ехидства. В его голосе сквозил неподдельный, почти шокированный восторг. — Ты видел его лицо? Вернее, отсутствие оного? Он не понял! Его бинарный мозг дал сбой!

Я не отвечал. Я прислушивался к шепоту. Он изменился. После того как я поглотил — или принял — часть того Осколка, голоса стали громче. Четче. Теперь это был не просто фоновый шум, а навязчивый, неумолчный гул.

`...он рядом...`

`...боится нас...`

`...мы сильнее... мы знаем его слабости...`

— Заткнитесь, — проворчал я мысленно.

В ответ гул только усилился, отозвавшись колющей болью в висках.

`...он хочет нас заткнуть... как все они...`

`...покажем ему... покажем кто здесь хозяин...`

Воздух в коридоре сгустился, затрудняя дыхание. Свет стены передо мной померк, потемнел, будто его затянула масляная пленка. Из этой тени стал проступать контур. Неясный, колеблющийся.

— Что это? — спросил я, чувствуя, как по спине бегут ледяные мурашки.

Страж замер, анализируя угрозу с сверхчеловеческой скоростью. — Неизвестный феномен. Энергетическая аномалия. Дистанцируйся. Немедленно.

— Выглядит как наше отражение в кривом зеркале, — прошептало Эхо, и в его голосе впервые зазвучала не насмешка, а настороженность. — Только злее.

Контур становился четче. Это был я. Точная копия. Но с глазами, в которых плескалась бездонная, холодная ярость. И ухмылкой, которой на моем лице никогда не было.

Он сделал шаг из тени. Пол дрогнул под его ногой.

— Привет, — сказал он. Его голос был моим, но пропущенным через измельчитель — хриплым, полным статики и ненависти. — Надоело прятаться?

Я отступил. Сердце бешено заколотилось, гоняя по жилам ледяной адреналин.

— Кто ты?

— Я — то, чем тебе пора бы стать, — он скривился в ухмылке. — Я — тот, кто не плачет над кучкой цифровой пыли. Я — тот, кто берет то, что хочет. Я — твой гнев. Твое разочарование. Твой страх остаться здесь навечно. Они