Ненавижу Новый год! - Аня Леонтьева
— Нет, нет, — стала судорожно соображать я, — мне к парню нужно, он меня ждёт.
— Это к нему ты так спешила, с горки на дорогу? — спросил молодой.
Вот пристал.
— Ага!
— Ну, ну! — не поверил он мне.
— И что? И всё? — возмутилась я и уставилась на самого главного, по моему мнению, обидчика, который сидел рядом.
Он, наконец, скинул свой капюшон, явив лохматую тёмную шевелюру, переходящую в густую короткую бороду. Среди всей этой буйной растительности выделялись светлые глаза.
Я даже подзависла, так необычно он смотрелся, весь тёмный, а глаза, словно прозрачные были.
— Слушай, Снегурка…
— Никакая я тебе не Снегурка, — огрызнулась и попыталась стянуть полы голубой шубки, на ляжках, прекрасно понимая, что всё, что хотел увидеть, он уже увидел.
— Ну, хорошо, хорошо, — мягко завибрировал его голос, — как зовут тебя?
— Евдокия, — выпятила грудь, показывая, что горжусь своим именем, каким бы смешным оно ему ни показалось.
Но Дед Незнакомец и не думал смеяться, а даже уважительно присвистнул.
— Дуня, — произнёс так, словно что-то вкусное на языке катал, и так мне от этого стало приятно, что я робко ему улыбнулась.
— А тебя, как звать, дед?
— Меня Иннокентием. Но можно Кешой, можно Кехой, можно Кеней. Друзья и вовсе зовут меня Дым, потому что фамилия Дымов.
— Вау! Как познавательно, — съязвила я.
— Что за ехидные Снегурки пошли? — возмутился он.
— Что за наглые Деды Морозы пошли, которые девушек похищают посреди улицы, — парировала, плюнув на расходящиеся полы шубки, и сложила руки на груди.
— Да, не такого, ты Дым ожидал, когда с радостью за ней помчался, — рассмеялся бородатый Дед Мороз, повернувшись к нам.
— А вы тоже, много можно? — посмотрела на него.
— Нет, я просто Саша.
— Ну, слава богу. А пытливого юношу за рулём зовут Андреем, насколько я помню?
— Юноша!!!
Мужчины рассмеялись, и даже Андрей, которого я обозвала юношей, и который на него, естественно, совсем не походил, просто обозначен мной как самый молодой из них.
— Тебе сколько лет Снегурка Дуня?
— А это не важно! И не сбивай меня с мысли Иннокентий, Кеша, Кеха, Кеня, Дым, а также просто Саша и Андрей. Если вы сейчас не остановитесь и не выпустите меня, я так быстро вызову полицию, и вас всех повяжут, и будете сокамерникам рассказывать про производные своих имён.
Говорить всё это я старалась уверенно, чтобы прониклись и не усомнились в моей решительности.
Мужчины переглянулись. Снова заржали.
Машина продолжила ехать.
Дед Мороз Кеша и прочее, порылся за пазухой и вытащил оттуда красную корочку, распахнул перед моим носом.
— Вызывай, Снегурка, — соблаговолил он.
А я с досадой смотрела на фото удостоверения, узнавая в нём этого Деда Нахала.
Он оказывается майор полиции.
— И что? — не сдавалась я. — Вам можно людей похищать?
— Ну почему сразу похищать, — снова смягчился его голос.
Зазвучал так приятно, низко, и хрипло.
Как он это делает?
Так и хочется прижаться к его широкой груди, и слушать, как его голос вибрирует низкими переливами.
— Какой Новый год без снегурочки, — продолжил Кеша, и очень ловко для своей комплекции подвинулся ближе.
— А я поняла, — я же, наоборот, вжалась в дверцу, — вы маньяки!
Они опять принялись смеяться.
— Да хватит ржать! — разозлилась я.
— Ладно, ладно, — примирительно поднял руки вверх Кеша. — Не переживай, мы не маньяки, и ничего плохого тебе не сделаем. Расслабься Снегурка Дуня. Просто понравилась ты мне. Смотрю, на дороге валяешься, значит, никому не нужна. Вот и решил подобрать.
— Да иди, ты знаешь куда! — заорала я, уязвлённая его замечанием, причём обидно стало вдвойне, оттого, что он попал в точку.
Я действительно, никому не нужна!
— Ну, тихо, бузилка, — снова включил свой супер тембр Кеша, и притянул меня к себе.
Я начала отбиваться, но, как и раньше, не преуспела, тогда начала его материть.
Это я умела.
У меня батя всю жизнь на стройке проработал, иногда так вворачивал, что непонятно было мат это или иностранное слово.
Деды прислушались, видимо, прониклись, а потом Кеша неожиданно стянул с моей головы шапку, и больно прихватил меня за волосы, впечатался в мои губы своими. Я пискнуть не успела. Да вообще ничего не успела. Даже полное охреневание от ситуации пришло постфактум, когда он отстранился, оставив после себя, приятный вкус хмеля.
Он смотрел на меня с торжеством и иронией. На то, как я беззвучно открываю рот, силясь найти слова. Потом снова склонился и поцеловал, уже не так напористо.
— Сладкая Снегурка, — пробормотал он, обнимая меня, так что я впечаталась в его тело, всё ещё прибывая в прострации.
— Да, Дым, умеешь ты с девушками обращаться, — посмеивались его друзья.
— У вас есть выпить? — подала я голос.
Передо мной возникла открытая фляжка.
Я глотнула, толи — коньяк, толи — виски. Жидкость обожгла пищевод. Стало жарко и хорошо. Я прижалась к тёплому боку деда и смиренно затихла.
В лес, так в лес.
3
— Снегурка Дуня, — врывается в мой сон, низкий, бархатный баритон.
К щекам прикасается что-то шершавое и горячее.
Приоткрываю один глаз, морщусь, и несколько секунд соображаю, кто этот бородатый незнакомец.
Иннокентий, Кеша, Кеха, Кеня, Дым, в таком порядке выдаёт мне память, а ещё вкус хмеля, и неожиданный поцелуй, от воспоминания которого, меня опаляет жаром.
— Мы пошли за ёлкой, — продолжает Кеша, — сиди здесь. Не очень ты одета для зимнего леса, да и вообще для зимы, — хмыкает.
Я поспешно оглядываюсь, с досадой понимая, что шубка моя ничего не скрывает, уже давно. Ни чулок белых, всех изодранных, ни шёлково пеньюарчика под ней.
С сожалением вспоминаю, какой классной казалась мне эта задумка. И что от неё осталось.
Я поспешно, и, понятно, что запоздало, пытаюсь привести себя в порядок. Стягиваю полы шубки, невзначай опираясь на раненую ногу.
Она отзывается болью, но вполне терпимо, и это внушает хоть какую-то надежду.
— Расскажешь, куда собралась в таком виде? — чуть ли не облизывается Кеша, глядя на мою грудь, которую я тоже, стремлюсь призвать к порядку, застёгивая верхние пуговки.
Хмель сошёл вместе с теплом, которое убаюкивало.
И я чувствую себя не так уверенно, как прежде, оказавшись в лесу с тремя незнакомыми мужчинами.
Один Кеша чего стоит.
— На охоту за Дедами Морозами, — тем не менее, огрызаюсь в ответ и пытаюсь отползти, потому что уж слишком хищно трепещут его ноздри, а в глазах пляшут черти.
— О! Ну тогда удачно, — веселиться Кеша, — целых три Мороза тебе.
— Мне столько не надо, — фыркаю в ответ.
А он вдруг резко склоняется, так что наши лица в миллиметре друг от друга, и я чувствую, как мой пульс зачастил.
Он смотрит, вроде всё так же весело, но только взгляд его жжётся, тяжелеет. Хочется отвернуться, но я не могу, затягивает.
— А ты всех и не получишь, — говорит просевшим голосом Кеша.
— Что так? — не остаюсь в долгу, чувствуя непреодолимую потребность позлить этого бородача, да и коробит меня, то, как он без обиняков и по-хозяйски распоряжается мной.
— Ты не вывезешь, Снегурка, — хищно оскаливается Кеша.
— Откуда ты знаешь, что я вывезу, а что нет, — продолжаю нарываться, уже входя в раж.
— Вижу, Дуня, — усмехается Кеша, но так по-доброму, сбивая мой воинственный настрой.
Проводит костяшками по щеке, зажигая в месте соединения кожу.
— Ты хорошая девочка, — продолжает он, — поверь мне, я на своём веку много шмар повидал, ты не из них.
— Вот спасибо! — меня вдруг развеселила его оценка. — А я-то думала, ты меня в машину затолкал, приняв именно за такую.
— Говорил же, — Кеша отстранился и надел на руки варежки, — показалось мне, что нужно было тебе, чтобы кто-нибудь подобрал тебя. Или ошибся я?
Я вмиг утратила своё напускное веселье, вспомнив весь предшествующий этим событиям вечер, и вдруг громко всхлипнула, расплакалась.
Ну, наконец-то прорвало!
Сама от себя не ожидала такой стойкости, видимо, все мои приключения отлично отвлекали, а вот теперь…
— Ну, ты чего Снегурка, — заурчал Кеша, снова склоняясь надо мной.
— Ничего, — шмыгнула носом, — всё нормально-о-о… — разревелась ещё больше.
— Дунька, кончай слёзы лить, — встряхнул меня Кеша, скидывая рукавицы.
Я утёрла мокрые щёки.
— Говори, кто обидел? — потребовал.
— Никто, — попыталась отвернуться, но он не дал.
— Чего тогда сырость разводишь? — было понятно, что не поверил, но вот так сразу выложит правду, я была не готова.
Вот если
