Забытое заклятье - Елена Комарова
Зацепившись за подоконник, он перевалился и упал на пол комнаты. Минута понадобилась на то, чтобы перевести дыхание и унять бешено бьющееся то ли от напряжения, то ли от тяжелого предчувствия сердце. Наконец молодой человек встал, вышел в коридор и побежал вниз по лестнице.
– Дядя Ипполит! Мария! Коста! Да есть тут хоть кто-нибудь живой?
Добежав до первого этажа, Себастьян замер на месте.
Казалось, по холлу прогулялся небольшой смерч: картины сорваны со стен, античные скульптуры валяются разбитые у своих постаментов, кресла и столики перевернуты и сломаны, пол устилают осколки стекла.
…Дверь в дядин кабинет долго не хотела открываться, будто что-то держало ее изнутри, но Себастьяну все же удалось протиснуться внутрь. Препятствие обнаружилось сразу же – им оказалось тело Хенрика на полу.
Бледное мертвое лицо дядиного помощника было ужасно: широко открытые глаза, в которых навеки осталось выражение безумного страха, искаженные, словно сведенные судорогой черты.
Себастьян с криком отшатнулся.
Пару раз в Ареццо ему пришлось драться на дуэли, а один раз – выступать секундантом, и именно тот, единственный раз он запомнил на всю жизнь, потому что он закончился смертью одного из дуэлянтов. Лицо мертвеца преследовало его в кошмарах не меньше месяца, а ведь он почти не знал того парня. Сейчас же Себастьян Брок смотрел на тело друга семьи. Разум выхватывал какие-то малозначащие детали: завернувшуюся полу пиджака, отлетевшую пуговицу, скрюченные пальцы. Ни в одежде, ни на открытых участках тела не было никаких следов борьбы или насилия. Можно было подумать, что у Хенрика просто остановилось сердце. От ужаса.
Себастьян коротко тряхнул головой и до боли сжал кулаки – это помогло собраться – и огляделся, стараясь сохранять спокойствие. Нужно понять, что же случилось.
Первым он увидел перевернутый письменный стол. Невероятное зрелище – когда-то стол с трудом передвигали четверо работников, а тут словно неведомый гигант одним движением смахнул помеху со своего пути, а затем сорвал с места книжный шкаф и швырнул его в угол. Каминная полка раскололась пополам и золотые кругляши медалей рассыпались по паркету. На одну Себастьян чуть не наступил и поспешно отдернул ногу. Стены от пола до потолка покрылись копотью, а легкие узорчатые шторы, летнее украшение кабинета, посерели. Одна штора свисала с перекосившегося карниза, который едва держался на одном креплении, вторая стелилась по полу. Себастьян подобрал эту штору и дернул сильнее, срывая с петель, а потом накрыл этим полотном лицо покойника.
Единственным нетронутым местом в комнате был участок стены над камином, где, словно в насмешку, висел портрет Ипполита Биллингема в дорогой раме.
Себастьян никогда не видел этой картины прежде: выполненная маслом в манере раннего Лако. Уверенные мазки и тонкая игра света и тени придавали изображению объемность и невероятную реалистичность. Худое лицо господина Биллингема было сурово, тонкие губы поджаты, стального цвета глаза смотрели вдаль.
– Что же здесь случилось, дядя Ипполит? – прошептал молодой человек.
Нарисованные зрачки повернулись к нему, шевельнулись нарисованные губы.
– Себастьян, – сказал портрет, – это ты?
Глава 5
Танн
Почти все столики в кондитерской были заняты. Человек пять толпилось у прилавка, остальные рассматривали яркие жестяные банки с леденцами на витрине или нерешительно топтались возле открытых полок с разноцветными коробочками, кулечками и пакетиками, теряясь и не зная, что выбрать. Было шумно, по-праздничному весело, пахло шоколадом, корицей и ванилью.
Переступив порог «Сладкой жизни», Эдвина сначала даже растерялась. Звякнул дверной колокольчик, навевая безмятежные детские воспоминания о том, как малышка Винни гостила у тети Августы. Как давно это было! Десять лет назад, кажется...
Она присела на свободный стул. За соседним столиком пожилая пара выбирала малюсенькие – на один укус – пирожные, покрытые разноцветной глазурью. Перед ним на столике стоял расписной заварной чайник, ароматный пар поднимался над круглобокими чашками. К столику подошла барышня-официантка в голубом платье принять заказ. Вся кондитерская была выдержана в голубых тонах – посуда, драпировки на стенах, оформление витрин. Продавцы и официанты тоже носили голубок. Откинув за спину косу – так заплетали волосы молодые незамужние девушки на северо-западе Ветланда – барышня наклонилась к покупателям и защебетала что-то о марципанах.
Эдвина поправила приколотую к шляпе вуаль.
– Я могу чем-то помочь? – услышала она сбоку знакомый бойкий голос и, не поворачивая головы, ответила:
– Если у вас есть знаменитые завитушки с кремом, то наверняка сможете, госпожа Хельм! – И Эдвина откинула вуаль и повернулась к девушке.
Магазинчик огласился радостными визгами.
– Ты совсем не изменилась! – И ты тоже! – А как все твои родные? – А твои? – Мне столько надо тебе рассказать! – И мне!
Подруги обнимались, чмокали друг друга в щечку, пожимали друг другу руки и, в целом, доставили посетителям массу удовольствия. Всегда приятно наблюдать за выражением столь искренней радости! Наконец, девушки немного угомонились.
– Я сейчас попрошу меня подменить, – сказала Валентина Хельм, дочка владельца «Сладкой жизни» и еще дюжины кафе-кондитерских, не говоря уж о самой большой кондитерской фабрике в Танне, – и мы поговорим.
Не дождавшись ответа, она быстро оглянулась и куда-то умчалась. Эдвина снова села, улыбаясь. Все как в старые добрые времена.
В детстве она часто гостила у тети Августы – тогда она звалась госпожой Дальвинг. Среди многочисленных гостей их дома бывал и Вальтер Хельм, владелец знаменитой кондитерской марки. Иногда он приходил вместе со старшей дочкой, пухленькой кареглазой девочкой одних лет с Эдвиной. Она была хохотушкой и фантазеркой, полной противоположностью серьезной и застенчивой Эдвине. Тетя полагала, что игры и веселье в компании сверстницы приносят племяннице больше пользы, чем наставления приглашенной гувернантки, и с радостью приглашала маленькую дочку кондитерского магната в гости.
Девочки быстро сдружились. Потом родители отправили Валентину в закрытую школу для девочек в Брокхольм, а Эдвина вернулась в Арле. Подруги переписывались и раз в год, когда каникулы Тины совпадали с визитами Эдвины к тете Августе, получалось и увидеться. Еще некоторое время спустя графиня Эдвина Дюпри начала выезжать в свет, а Валентина Хельм – работать в отцовской кондитерской, готовясь в будущем войти в число управляющих семейным делом. И без того редкие встречи сошли на нет, и последние года два девушки не виделись совсем. Но едва Эдвина снова оказалась в Танне – сразу же отправилась в «Сладкую жизнь». Тетя напутствовала ее коротким смешком: «Не задерживайся долго. И купи мне мятные пастилки».
– Пойдем, –
