Продажный рок. Как лейблы укротили панк, эмо и хардкор - Дэн Оззи

Да. Мы все еще сталкиваемся с этим. Мы играем какую-нибудь свежую песню, а люди выкрикивают название той, что вышла двадцать лет назад.

А вы, ребята, знакомы с Лиором Коэном?

Да. Именно по этой причине мы подписали с ними контракт. Я вырос на хип-хопе восьмидесятых, и это было что-то вроде: «О, черт, Лиор Коэн. EPMD, Eric B. & Rakim, LL Cool J, Run DMC, этот чувак – музыкальный гигант». И он – очень внушительная фигура. Помню, мы как-то за ужином говорили о том, что мы собираемся продемонстрировать Artist in the Ambulance, и разговор шел спокойно. А потом он стукнул кулаком по столу и сказал: «Мы их раздавим!» И мы такие: «Да, черт возьми! Этот парень в теме!» А Джули была полна энтузиазма и очень заботлива. Она расспрашивала меня о моей семье. У Лиора был напор, а у Джули – сострадание. Это было очень хорошее сочетание. Поэтому, когда они ушли, это было типа: о, черт возьми, мы провели все эти встречи, чтобы найти для нас наилучший вариант, и теперь мы остались с тем, кого никогда бы не выбрали.

Каким был опыт создания высокобюджетного альбома?

Я не помню точную цифру в долларах, но бюджет был примерно таким же, как у [Thursday]. Мы делали Illusion of Safety с Брайаном Мактернаном, поэтому, когда пришло время делать Artist in the Ambulance, мы сказали: «Мы хотим снова поработать с Брайаном, и точка. Без вариантов. Мы отлично поработали с ним, нам просто нужно больше времени». В итоге для записи альбома Брайан пригласил Майкла Барбиеро, который работал над альбомом Metallica … And Justice for All. Он мега-продюсер. Мы отправились в студию Bearsville в северной части Нью-Йорка. Количество золотых и платиновых дисков на стенах впечатляло. Реально сногсшибательно для группы двадцатилетних ребят. Мы писали барабаны и бас-гитару на Bearsville в течение двух недель. Потом мы отправились в студию Брайана в Белтсвилле на шесть недель.

Вы когда-нибудь беспокоились о том, что у вас слишком много времени?

Я думаю, что было слишком много времени для работы в студии. Но вот на сочинительство у нас его оставалось не так много. Мы гастролировали с Illusion of Safety, и все шло хорошо. Потом по какой-то причине они захотели, чтобы все изменилось за очень короткий промежуток времени, и мы ни хрена не написали. Я помню, как вернулся домой из тура, ощущая безумное давление из-за того, что нужно выпустить дебютный альбом на крупном лейбле через пару месяцев. Все было в спешке. У нас были идеи расширить наши возможности в звуковом плане, но мы не могли поэкспериментировать с написанием песен настолько, чтобы это действительно получилось.

Вы встречались с Эл-Эй Ридом, когда он возглавил лейбл?

Самое яркое воспоминание, которое у меня осталось после встречи с Эл-Эй Ридом, очень похоже на историю Джеффа Рикли из этой книги. Мы играли «Red Sky», второй сингл с альбома Vheissu. Это что-то вроде баллады, почти как ранний Coldplay. У нас была назначена встреча с Ридом. Мы вчетвером зашли в его офис, просто шикарный. Моднейший письменный стол, шкуры животных на мебели. У него была какая-то полураздетая ассистентка, которая ходила туда-сюда, подавая ему бальзамы для губ и всякое такое. И мы очень громко крутили эту песню на его модных динамиках. Я не ставлю наши записи даже для своей семьи или друзей. Это просто неудобно. Я думаю, он притворялся, что ему нравится. Это был тот случай, когда мы подумали: «Неподходящее место для нас». Мы любили Роба, но все, кто был над ним, этого не понимали.

Что из того, что вы надеялись получить от лейбла, вы не получили?

Трудно сказать. Мы сделали такой шаг, пытаясь играть в эту игру с максимальным комфортом, насколько это было возможно с точки зрения этики, и вот мы в этом участвуем, но это просто не работает. Думали, что сможем записать альбом, который хотели записать, как бы там ни было. По крайней мере, мы не нажимали на нужные людям кнопки. Мы поняли, что играли в игру, но это было не то, что нам нужно. Мы не собираемся писать синглы, не собираемся работать с соавторами, не собираемся сотрудничать с крутыми продюсерами. Мы не хотим продолжать борьбу с лейблом, который хочет превратить нас в «рок-группу». Поэтому, возможно, мы совершили ошибку.

Сколько альбомов было у вас в контракте?

По-моему, у нас было три с возможностью выбора. И вслед за Vheissu мы записали концептуальный альбом из двадцати четырех песен и четырех мини-альбомов.

От которого лейблы просто в восторге.

Они их обожают! Все лейблы, даже инди. [Смеется] Все они были посвящены четырем стихиям, как в звуковом, так и в текстовом плане, и это было очевидно. Я думаю, возможно, даже несмотря на то, что это не обсуждалось, мы подумали: «Вот как мы освободимся. Мы записываем шизанутый концептуальный альбом, и лейбл спросит: "Что это за хрень?"» И именно это и произошло. Наверное, Роб подумал: «Если они напишут двадцать четыре песни, то должен же быть хотя бы один сингл?» А его не было. Но я думаю, он боролся за нас так долго, как только мог, и как только мы записали этот, типа, концептуальный двойной альбом, он сказал: «Да, я не могу продолжать эти битвы. Для меня это больше не стоит того».

И как вам удалось расторгнуть контракт?

Было несколько судебных тяжб, чтобы получить права на этот альбом. Мы также были в сложном положении как группа. У Дастина [Кенсру, вокалиста] и у Теппея [Тераниши, гитариста] были дети, и казалось, работа в группе полный рабочий день, когда мы гастролировали 280 дней в году, немного утомляла их. Но, к счастью, нам позволили сохранить этот альбом. И мы начали переговоры с инди-лейблами. Подошел Vagrant и сказал: «Просто дайте его нам, и мы его выпустим».

Была ли тяжелой болезнь роста в годы, проведенные на крупном лейбле?

Я просто помню, что постоянно чувствовал опустошение и испытывал стресс. Казалось, что каждый концерт было решающим. «То-то и то-то с этой станции находится здесь» или «то-то и то-то из этого магазина, что бы там ни было, находится здесь». Я довольно беспокойный человек, поэтому, если ставки высоки, это выводит меня из себя. Помню, что чувствовал себя измотанным, испытывал сильный стресс и почти ничего