Лицей 2025. Девятый выпуск - Сергей Александрович Калашников
Вернулся Печатников – мрачнее тучи. Ни к кому не обращаясь, сказал в пустоту:
– Уроды какие-то.
– Кто?
– Да все. Выпьем?
– Мне – полбокала, – попросила Свет.
Ребров налил себе колы и перехватил у Печатникова инициативу тоста:
– Выпьем за то, чтоб мы поймали этого урода.
И опрокинул стакан так лихо, будто в нём была водка.
Потянувшись к вазе за яблоком, успел поймать Светин взгляд – печальный и мягкий.
* * *
Такси вызывать не стал – пошёл пешком, пошатываясь, как пьяный.
Лужи замёрзли, и ледок приятно похрустывал под ботинками. Высоко в небе висел холодный серп месяца.
…Такой же ясной октябрьской ночью они со Свет шагали по Александровскому парку в Питере. За деревьями темнел памятник подвигу миноносца «Стерегущий», стилизованный под громадный крест.
– Ты чувствуешь снег? – вдруг спросила Свет.
– В каком смысле?
– Как будто понимаешь, что он – вот-вот пойдёт. Такая влажная свежесть в атмосфере, – она втянула воздух. – Если не чувствуешь, сложно объяснить.
Он остановился – и она остановилась тоже. Весь вечер она держала его за руку – вернее, зажимала два его пальца в своём крошечном кулачке.
– Ты чего?
В свете одинокого фонаря у неё жарко блестели глаза, кончик носа покраснел от холода – время от времени она потирала его ладонью. Он зажмурился и решился, наконец, поцеловать её.
…Между сверкающей башней, в которой жили Печатниковы, и соседним корпусом жилого комплекса «Элита» чернел деревянный, на вид – заброшенный, дом. Окна его ослепли, дерево почернело, словно обуглилось. Хотя, может быть, он действительно горел – в таких местах дома часто поджигают, чтобы высвободить землю. Ребров коснулся этой черноты – подушечки пальцев остались чистыми.
В круге света заметались пылинки. Они сияли осколками ёлочной игрушки, которые в его детстве измельчали медным пестиком, чтобы потом смешать с клеем и нанести на марлю для новогоднего костюма.
Первый снег.
Ребров его не почувствовал.
Он чувствует только всяких уродов – и ищет их, пока не найдёт.
* * *
Уходя из гостиницы, Ребров сдал ключи от номера – и теперь пожалел об этом, потому что за стойкой портье никого не оказалось. Он нажал на звонок раз, другой – безрезультатно. Телевизор на стене показывал комедийный сериал без звука (и от этого отвратительная игра актёров становилась только заметнее).
После ужина у Печатниковых остался неприятный осадок. Он давно вычеркнул их из своей жизни: с Максимом старался по службе не пересекаться (и был несказанно рад, когда в прошлый раз в Староуральске всё разрешилось без него), заставлял себя не думать о Свет – никогда.
…Вот и сейчас, вспомнив её, снова вышел из равновесия, да так, что едва не перемахнул через стойку за ключом.
Из лобби-бара доносились громкие нетрезвые голоса: обсуждали наполеоновские войны – необычный выбор темы для разговора за вечерним бокалом горячительного. Историки, наверное.
Со стороны лестницы показалась портье. Увидев его, она даже не попыталась прибавить шагу, но извинилась за заминку и одарила пожеланием спокойной ночи. Ребров в ответ лишь усмехнулся – в ближайшие часы он спать не собирался. Недавний гнев отхлынул, обнажая пустоту.
В номере было душно и пахло хлоркой. Он открыл окно, поплескал в лицо холодной водой, сходил за кипятком и заварил чай. Достал бумаги, которые прихватил с собой, и раскрыл собственный допотопный ноутбук.
Ребров вбил в поисковик запрос «Лектор Каннибал СтарГУ». Посмотрел видео, периодически нажимая на паузу и делая пометки в блокноте.
Чай неожиданно быстро остыл, стал мыльным и пресным; на поверхности собралась неаппетитная плёнка. Всё дело – в воде; в деревне, где он проводил лето в детстве, чай получался таким же чёрным и без всякого вкуса. Нормальный чай заваривался только дома, в Питере. У невской и ладожской воды, даже кипячёной, – особый вкус.
Хотелось лечь и вытянуть ноги – но для его тела это всегда был сигнал расслабиться и работать вполсилы. К тому же, после сегодняшней суеты существовала реальная опасность уснуть.
Сразу за роликом «Лектора Каннибала» запустился другой, про «университетского стрелка» Басалаева. Эту историю он знал хорошо, и она его сейчас интересовала мало. Посмотрел менее внимательно, фоном. Пару лет назад студент первого курса юрфака Басалаев вошёл в здание СтарГУ с охотничьим ружьём и застрелил шесть человек. Возможно, жертв было бы больше, – но первокурсница Михайлова, выскочившая на улицу в самом начале пальбы, добежала до Комсомольского проспекта и остановила машину дорожно-постовой службы. Дэпсы не стали дожидаться подмоги – и этим, вероятно, спасли жизни многим студентам и преподавателям. Басалаева тяжело ранили, но он выкарабкался, и теперь по приговору суда до конца жизни будет сидеть на Вологодском пятаке, а потом сгниёт в номерной яме.
Судя по тому, как легко Реброву удалось пройти в здание, – уроков из той трагедии в СтарГУ не вынесли; хотя, кажется, бывшего ректора «ушли» как раз из-за неё.
Ребров собирался закрыть окно просмотра видео и вернуться к документам, когда заметил в разделе «Рекомендованные» ещё два ролика о СтарГУ. Первый назывался «Скандал с пожаром». Внизу стояла дата – март 2003 года.
