Лицей 2025. Девятый выпуск - Сергей Александрович Калашников
В итоге осталось только название «улица Красные Казармы». Она быстро заросла однотипными многоэтажками, сузилась, изогнулась под странным углом.
В Мялино Ольге редко бывало страшно. Даже если зимним вечером бежать одной через лог к Дому Культуры: в логу темно, над голыми кустами низко висит сырная луна, – но где-то лают собаки, и уютно пахнет печным дымом…
В этом квартале, в анти-Мялино, некуда было укрыться от беспощадного света: яркие фонари, вывески, витрины. Каждый угол – на свету, на виду каждая морщина и складка. Люди плыли в этом странном сиянии, как в аквариуме, поводя муаровыми хвостами.
Хотелось зажмуриться, съёжиться, спрятать глаза, провалиться в дремлющее среди столетних елей Мялино, в Берендеево царство детства, – но приходилось идти по городу, так и не ставшему домом.
interludium: октябрь 2000, Лада
– Мам, я писять хочу!
– Здрасте-приехали! Говорила же, не надувайся перед выездом. Вечно ты меня не слушаешь! Дим, останови где-нибудь, а? Нассыт в штаны, у меня сменных нет.
– Где я тебе остановлю, лес кругом! Потерпите, там дальше должен быть туалет на автобусной станции.
– Она не дотерпит, а стирать все эти тряпки потом мне. А я говорила, что машинку надо было купить два года назад, теперь-то шиш что купим…
– Да замолчи ты, я мыслей своих не слышу! Сейчас съеду на обочину вот там, где редчина между деревьями, и идите. В болото только не встряньте.
– Мам, я боюсь в лес, там волки…
– А обоссаться не боишься? В школу на будущий год идти – засмеют.
Синяя «шестёрка» съехала на обочину. Маша и пятилетняя Милочка неуклюже полезли через канаву в кусты, а Дима, Милочкин отец, вышел размять ноги и покурить. В машине Маша не разрешала, берегла дочкины лёгкие.
Стоял ясный и тёплый день. Берёзы, ещё не стряхнувшие зыбкое золото, казались особенно яркими на фоне тёмных елей.
– Мама, тут так красиво! – звонко крикнула Милочка.
Дима мысленно с ней согласился: действительно, красиво. Давно он такого не подмечал – вырос, наверное. Засалился.
– Штаны не обоссы, художница, – грубо отозвалась Маша.
«Голос у неё неприятный – раньше не замечал. Хабалка, каких мало. Как она всё это прятала до свадьбы», – поморщился Дима.
– Мам, смотри, платье на дереве!
– Что? Фу, кака, не трогай. Да тут целый чемодан кто-то развесил… Во людям делать нечего… Да всё рваное, бомжатник какой-то.
– Мам, тут паспортник!
– Не паспортник, а паспорт, сколько раз… Дим, – позвала Маша враз изменившимся голосом, – ты тут?
– Да. Что случилось?
– Как вашего Старовского дочку звали?
– Лада или Влада, что-то такое, с подвыпертом.
– Мила, ничего не трогай! Штаны надевай быстрее и поехали. Дим, тут же где-то пост ГАИ будет, да? Надо сообщить. Здесь вещи Лады Старовской. Слава богу, вроде только вещи.
Ребров
Ребров проснулся за два часа до прибытия в Староуральск – и с облегчением убедился, что попутчик сошёл ночью; ещё завтрака в его обществе не хватало.
Пока не набежала очередь, умылся в выстывшем туалете ледяной водой, сходил к титану за кипятком и заварил пакетик «три-в-одном». За окном на повторе крутили угрюмый осенний лес, бурые поля и полузаброшенные деревушки. Простыня, свесившись с верхней полки, помахивала уголочком в такт размеренным покачиваниям вагона.
Ребров вспомнил, как перед сном попутчик неуклюже полез на верхнюю полку, хотя проводница сразу предупредила его, что нижняя свободна до самого Староуральска.
– Ни-ни-ни, я всегда на верхней езжу, не люблю, чтобы мимо лица ходили.
Попутчик был горласт, общителен и вдобавок ко всему изрядно вдет. В тепле его быстро развезло, и он разболтался.
– Смотрю ща сериал, – рассказывал. – Туфта редкостная. Чел какой-то маньяков вычисляет, а он, вроде как, и сам шизик. Говорит о себе: я типа лучший… этот, как его… пролайфер…
– Профайлер, – Ребров поправил его, смирившись с неизбежностью разговора.
– Угу. Прола… профайлер – в России! Я поискал в интернете – нет у нас профайлеров! Вообще. Это всё выдумки. В фэбээр, у америкосов, есть. А у нас – ни гу-гу.
Ребров спрятал улыбку в стакан с чаем.
– А вообще, конечно, всё равно интересно. Как он его вычислять будет, пролайфер этот?
«Действительно, как?»
Попутчик легко переключился на другую острую тему – политической репрезентации рептилоидов в парламенте Соединённых Штатов Америки – и Ребров перестал его слушать. Ушёл дворами в свои мысли.
Спал он плохо – сосед храпел. Вернее, не храпел, нет. Рычал. Завывал. Подсвистывал. Повизгивал. Издавал весь спектр известных человечеству звуков.
Ребров надевал наушники, затыкал ухо подушкой, выходил в коридор и бессмысленно пялился в темноту. Стучали из соседнего купе – там ехала семья с грудным ребёнком, – а старушка в леопардовых бриджах, проходя по коридору, обронила: «Не приведи Господь с таким ехать!».
В три часа ночи попутчик неожиданно прекратил храпеть. Ребров даже наклонился послушать: дышит ли. Дышал. Очень тихо и очень ровно, как ребёнок. Ребров лёг и сразу отрубился.
Проспал до шести, пока на каком-то полустанке не брызнуло в глаза особенно ярким светом. Теперь пил кофе, наслаждался тишиной и пытался думать о деле.
– Староуральск через час! – проводница – молоденькая, улыбчивая, с ярким уральским говорком – постучала и тут же, без деликатной паузы, отодвинула дверь. – Кофе, чай? Сами, смотрю, заварили? Занесёте мне стакан и бельё, ладненько? – Она уже заглядывала в соседнее купе. – Через час! Встаём-умываемся!
Ребров отодвинул подстаканник и достал из рюкзака кипу распечаток. На верхнем листе крупным шрифтом было напечатано слово «Репетитор».
* * *
Его встречали. Водитель позвонил в самый неподходящий момент, когда пассажиры выстроились цепочкой в узком вагонном коридоре, торопясь выдавиться на перрон. Чемоданы выкатываться не хотели – цеплялись колёсиками за что ни попадя. Тщедушный быстроглазый мужичок, заскочив в вагон, пытался пробиться к последнему купе, где ехала некая Марина, которой нельзя поднимать тяжёлое.
Ребров с трудом извлёк телефон из внутреннего кармана и прижал его плечом к уху. В трубке загудело:
– Вадим Андреевич? Меня зовут Юра, поручили вас встретить, но я на парковку не буду заезжать, а то там талон выбивать надо. Я вас буду ждать возле «Чебуреков», хорошо? Чёрная «Волга», Ж032АУ.
– Хорошо, Юра, – Ребров споткнулся о большую сумку на колёсиках, которую тащила молодая женщина, и вместо извинений едва слышно выматерился. – На связи.
В Староуральске шёл мокрый снег. Газон в центре привокзальной площади раскис в кашу. Таксисты вяло зазывали пассажиров в забрызганные грязью машины.
Возле ржавого киоска с чебуреками действительно стояла чёрная «Волга». Водитель – молодой, высокий, коротко стриженый – курил с завидным равнодушием к отвратительной погоде.
– Юра!
– Вадим Андреевич?
Потушив сигарету, Юра протянул ему ладонь. Рукопожатие оказалось
