Уральский следопыт, 1979-01 - Журнал «Уральский следопыт»
Когда Ивану исполнилось пятнадцать, Николай Никитович привел его в заводскую чертежню. Два года работы здесь стали для мальчика подлинной академией рисунка и живописи. Строгими и взыскательными учителями были отец и талантливый художник Александр Ефтикиевич Тележников. На похвалу оба были скупы, а вот неуверенность штриха или рыхлость композиции замечали сразу, и тогда были беспощадны. Рисовал Иван с увлечением: и древнегреческих воинов в полном облачении, и римские легионы, и сражения войны 1812 года. С особой любовью рисовал коней: стройных рысаков, горячих иноходцев, низкорослых и чубатых башкирских лошадок.
Когда в 1817 году на оружейной фабрике стали собирать учеников для обучения у немецких мастеров искусству украшения холодного оружия, Николай Никитовнч посоветовал сыну поучиться новому и, судя по всему, прекрасному делу.
Русские ученик и в невероятно короткий срок освоили технологию гравюры и, спустя три месяца, стали работать уже самостоятельно. Правда, первое время они копировал и образцы украшенного оружия, привезенного из Золингена, или созданных своими учителям и. Но все чаще и чаще русские художники «подправляли образец», освобождали композицию рисунка от перегруженности, стремились связать воедино разрозненные на клинках клейма-миниатюры.
Душой этих первых и робких пока еще творческих поисков стал Иван Бушуев. С первых же работ он заявил о себе как оригинальный и самобытный художник. На клинках, украшенных Иваном Бушуевым в первые годы его самостоятельной работы, можно встретить традиционный для всего декоративно-прикладного искусства первой половины XIX века ампирный орнамент и аллегорические фигуры искусства классицизма. Но в отличие от своих учителей молодой художник сумел и это отвлеченное и далекое содержание наполнить жизнью, динамичностью. придать изображению четкую композиционную завершенность. Он не украшал клинок отдельными рисунками, как делали это немецкие мастера. Бушуев как бы вел один сплошной узор по всей поверхности клинка, умело связывал его с затейливым золоченым орнаментом. Отсюда идет то удивительное единство деталей, неповторимое совершенство композиции холодного оружия первой половины XIX века. Художник часто от первого эскиза на бумаге до последнего штриха на клинке и ножнах – все делал своими руками. Делал так, как виделось ему в минуты вдохновения, так, как чувствовала рука в долгие часы работы.
Как настоящий художник, нашедший свой стиль, уже не просто украшающий холодное оружие, а выражающий в крошечных клеймах-миниатюрах свое мировоззрение, Иван Бушуев сложился в начал е 1820-х годов. Об этом красноречиво свидетельствуют его работы, посвященные десятилетию победы над наполеоновскими войсками в Отечественной войне 1812 года. Здесь перед нами не только самобытный художник, но и новатор.
Если до этого и сам Бушуев и его товарищи ограничивали миниатюру в клеймах одной-двумя, реже тремя, фигурами, то Бушуев первым отважился развернуть на столь малой поверхности клинка целую панораму сражения.
Бушуеву было двенадцать лет, когда на русскую землю обрушилось наполеоновское нашествие. С болью и горечью следил он за отступлением русских войск, ликовал вместе со всеми, ко г да потрепанной в боях волной откатывалась до самого Парижа армия завоевателей. Он был тогда еще мал, чтобы понять жестокость и трагедию войны. Тогда она ему виделась в блеске доспехов, в сверкающих на солнце штыках, развевающихся знаменах, с гарцующими на белых конях полководцами.
Теперь же перед нами не восторженный юноша, а зрелый художник. И все эти годы росло и крепло не только его профессиональное мастерство, а выкристаллизовывалась личность, формировалось мировоззрение. Оно, это мировоззрение, складывалось не в академической тиши рисовальных залов, а в гуще заводской жизни.
И вот появляется на клинке панорама сражения. Движутся друг на друга бесконечные ряды солдат, выворачивая землю тяжелые ядра – бьет артиллерия. Пока все вроде бы в традициях академической батальной живописи. Только все это не на первом плане, а на втором. А прямо перед нами, в самом центре грандиозной панорамы боя, смертельно раненный солдат. В последний раз приподнялся он над землей и словно оттуда, из более чем 150-летнего далека обращается к нам, всматривается в наши лица, словно спрашивает нас: не забыли ли мы о том, что тысячи его товарищей полегли на полях сражений, что это он, простой солдат-мужик, выдержал все и победил, «смертью смерть поправ»?…
А вдали от места боя, там, где не рвутся снаряды, не падают на землю раненые и убитые, гарцуют на чистокровных конях всадники. Не трудно угадать в них Александра 1 и Наполеона.
Каноны официальной батальной живописи поставлены с ног на голову. На первом плане – народ с его страданиями, на втором панорама сражения и только на третьем плане – императоры…
Пройдут еще годы и годы, прежде чем появится лермонтовское «Бородино», и еще не через одно десятилетие Л. Н. Толстой напишет безжалостную, но честную книгу об истинном герое той войны – о русском народе.
Согласитесь, одного таланта и вдохновения – какими бы они ни были – для этого мало. Здесь надо было взглянуть на события недавнего прошлого не только глазами художника, но и глазами народа.
Этот клинок интересен не только своей миниатюрой-панорамой. Именно на нем впервые по явился крылатый бушуевекий конек. Так вот, значит, когда – в 1823 году! Не под рукой восторженного юноши, а зрелого мастера. Гордый могучий конь с сильными крыльями летит навстречу когтистому грифону. Светлое и чистое творческое начало противопоставлено художником хищной стихии.
Хранится эта удивительная сабля в Златоустовском краеведческом музее.
В дальнейшем Иван Бушуев не раз возвращался к теме Отечественной войны 1812 года. Наиболее интересна среди этих работ шпага, украшенная в 1824 году и хранящаяся в Ленинградском Эрмитаже.
Во всю длину клинка дана панорама перехода русских войск через Березнну и разгром войск наполеоновского маршала Виктора.
Одним из подлинных шедевров Ивана Бушуева, как баталиста, можно назвать турецкую саблю, украшенную в том же 1824 году. На ней художник дает яркую, полную динамики и композиционной завершенности картину бегства Наполеона из Москвы на одной стороне клинка, а на другой – сражение под Парижем. Именно в этой сабле наиболее полно воплотилась его давняя мечта стать историческим живописцем. Сабля эта тоже хранится в Ленинградском Эрмитаже.
Композиции на батальные темы оставались первой и самой крепкой любовью Бушуева. Во второй половине двадцатых годов он создает десятки клинков, посвященных русско-турецкой и русско-персидской войнам. Как всегда, их отличает виртуозное мастерство, ясность композиции и… бездушие. Звучит вроде бы кощунством, когда мы говорим о Бушуеве, но это так. Войны николаевского времени не вызывали в душе народа того не бывалого патриотического подъема, какой вызывали события Отечественной войны 1812 года. Естественно, что и у 6ушуева-художника из народа войны Николая 1 не побуждали творческого вдохновения, какое он находил в образах Отечественной войны.
Исключением является сабля,
