Полдень, XXI век 2007 № 11 - Александр Николаевич Житинский

Арон Брудный

СЕАНС ОКОНЧЕН

Фантастический рассказ

Я вошел в редакцию и поклонился В. В. Она работала с автором и сделала мне знак, чтобы я остался. Я присел за соседний стол. Автор, бойкий толстяк, всё ловил на лету и всё вписывал в машинопись.

— «Я нажал на кнопку…» — читал он.

— Нет-нет! Это же телевизор, там не кнопки, а эти…

— «Я прикоснулся к сенсору…»

— Вот-вот!

— «…и на экране возникла Таня Веденеева, телезвезда, своими коленями сводящая с ума миллионы…»

— Ну-ну!..

— «…сотни тысяч зрителей».

И так далее.

Скоро они кончили, толстяк исчез вприпрыжку, я присел к В. В., и мы возобновили прерванный вчера разговор. Она звала меня, я не соглашался.

— Какая чепуха, — говорил я. — Прошлый век. Стол стучит ножками, пальцы на блюдечке… всё по Сталину: тринадцатый год!

— Почему по Сталину?

— По молодости лет вы не помните, как всё при Сталине сравнивали с тринадцатым годом. Нас это возмущало — что за древняя точка отсчёта! Реставрации же никто не ожидал тогда.

— Какой реставрации?

— А что сейчас происходит?

— Борьба с красно-коричневыми, — без запинки отвечала мне В. В.

— А кто борется? Какого они цвета, ваши реформаторы?

В. В. пожала плечами:

— Российского.

— Белые они! Только измазались порядком.

В. В. была заметно обижена.

— Ах, ладно вам. Я ренегат развитого социализма и убежденный демократ. Вы же знаете. Пошутить нельзя.

— Меня не шутки ваши задевают, а сциентизм. Чем вам мешает X.?

— Да не мешает он мне, это я ему мешать не хочу.

— Нет, он мешает вам думать, как вы привыкли. Вы сколько лет это собираете?

В. В. кивнула на мой кейс, в котором — она это знала — лежал магнитофон и папки с материалами Проекта.

— О, очень давно!

— И закоснели. Сейчас иные времена, читайте «Науку и религию».

Я отозвался об этом журнале кратко, но, как мне показалось, выразительно.

— Ну вот видите.

— Что я вижу? Да поехали, поехали к вашему X.! Магнитофон его не пугает?

— Если не щёлкает.

— Щёлкает.

— Да запишете потом, мало ли у вас таких протоколов.

— Мало. Ладно, уговорили.

В. В. была довольна и обещала мне ужин «как в лучшие времена застоя».

Стол и вправду был отменный. Приглашенные, человек семь, разговаривали вполголоса и звякали вилками.

Медиум сидел в углу. Это был довольно мрачный парень лет двадцати пяти. Нашёл чем деньги зарабатывать, подумал я. Он напоминал и рокера, и сидельца в «комке», был предельно современен и пуст, судя по… Сейчас я затруднился бы сказать, по чему я судил о X. так уверенно, но светлые глаза его не выражали ничего, кроме искреннего внимания к салату из крабов. Он уминал салат с той детской жадностью, которая пробудила у меня не презрение, а аппетит. От водки я с сожалением отшутился — «при исполнении…», но ел, вспоминая прошлое. Прощайте, годы безвременщины, Шульженко, Лещенко, Черненко, салатик из тресковой печени и летка-енка, летка-енка!..

Салатик из тресковой печени меня умилил. Довели, подумал я привычно и уже беззлобно, потому что понять, кто довёл, было уже решительно невозможно. Не видать земли ни пяди, всё смешалось — люди, бляди, лишь одно могу сказать: довели, е…. мать!

К тому времени внесли свечи, и я шепотом поинтересовался, какие будут во тьме звуки и где блюдечко. В. В., тоже шепотом, объяснила, что ничего этого не будет: духи, то есть души, говорят устами X. Он же в это время спит.

— Это у него транс такой?

— Транс не транс, а он спит и потом ничего не помнит.

Мы должны были в это время держаться за руки и задавать вопросы в полной тишине. Почётное право сидеть рядом с X. и пригласить духа этим вечером было предоставлено мне. Гонорар медиуму вносился вскладчину. «Заберите сейчас», — прошептал я и отдал приготовленные сторублёвки.

Магнитофон я тайком включил и держал под салфеткой на коленях.

Пока мы переговаривались, свет выключили, и я услышал уже в мёртвой тишине, как посапывает X. Свет двух свечей преобразил его лицо, оно было сытым и мёртвым. Он спал, в этом не было никакого сомнения, глазные яблоки под тонкими веками оставались совершенно неподвижны, верхняя губа равномерно подрагивала и — под столом я положил три пальца на его запястье — пульс был 64.

В. стиснула мне руку. Вызов. Я должен произнести вызов.

— Пусть придёт к нам и ответит на наши вопросы убийца Петра Аркадьевича Столыпина, — внятно сказал я. Судя по виду медиума, он, может быть, и знал, кто такой Столыпин, но уж Багрова вряд ли. Создавать X. лишние затруднения и вообще китайгородствовать я не собирался. Пусть играют в свои игры.

Я внимательно смотрел на лицо, желтовато-бледное в свете свечей.

Вдруг глазные яблоки задвигались, дрогнули ресницы.

— Он идёт, — произнёс X.

— Как он выглядит? — негромко спросил я.

— Он в очках.

Багров носил черепаховое пенсне.

— Тяжело… — зашептал вдруг X. — Он тяжёлый!..

«Ради бога, прекратите всё это», — хотел сказать я, но вдруг незнакомый сиплый голос внятно произнёс:

— Я ненадолго.

Пульс X. зачастил.

Я назвал Багрова по имени и, запнувшись, вспомнил отчество.

— Слушаю, — сказал медиум чужим голосом — сиплым, высоким. И я сразу спросил о главном.

— У вас были контакты с охранкой?

— Понятно, были. Как бы я в театр да и в Александровский сад прошёл?

— Я не про то. Вы… служили в охранке?

— Никогда в жизни, — просипел медиум.

— Но ведь говорят…

— Даже, наверное, кричат. Мне здесь не слышно.

Вот она — знаменитая презрительная ирония Багрова. Я уже позабыл, что рядом со мной сидит мистификатор, собственно, жулик, поскольку он берёт деньги с доверчивых дураков вроде В. В. и меня. Это был театр одного актёра — и притом великого.

— Вы убили Столыпина? — почтительно спросил один из гостей.

— Это была казнь.

— Ой, это кто-то другой!.. — тихонько ахнула девица.

— Тише ты!

— Но это же его казнили, а не Столыпина!

— Ты замолчишь? — поинтересовался бас вполголоса.

Стало тихо.

И вдруг в тишине прозвучало негромкое покашливание. Я понимал, что это кашляет X., но у него даже губы не дрогнули. Вот они задвигались, но как-то неестественно отставая от произносимых слов, как в плохо дублированном фильме. Чревовещатель?

— У меня вопрос, — сказал медиум всё тем же высоким сдавленным голосом.

Ногти В. В. впились мне в руку. Я был растерян. Так не должно быть, так не бывает, ни о чём подобном я не слышал и не читал. Они только отвечают.