Раннее христианство. Том I - Адольф Гарнак

Ему, все благоговение выразится в полном подчинении Его словам. Но послания ап. Павла и Деяния апостолов представляют нам другую картину. Они подтверждают неограниченное почитание изречений Христа, но все же не в этом, так сказать, добровольном рабстве самая выдающаяся черта в картине древнейшего христианства. Гораздо характернее то, что отдельные христиане, движимые Божиим духом, вступали в живое личное общение с самим Богом. Недавно вышла превосходная книга Вейнеля: «Действие духа и душ в послеапостольскую эпоху». Он часто оглядывается назад на время апостолов и развивает то, что Гункель об этом времени так выразительно изложил в своей статье о Святом Духе. Вейнель отлично разбирает запущенные проблемы о том, в каких размерах и формах Дух действовал в жизни древнего христианства, и как нам судить об относящихся сюда явлениях. Самое существенное: «восприятие Святого Духа и действие через него» — доказывает такую самостоятельность и непосредственность религиозного чувства и жизни, такую внутреннюю связь с Богом, ощущаемым как самая могучая действительность, каких нельзя было ожидать при решительном подчинении авторитету Христа. Состоять чадом Бога, быть одаренным Святым Духом, — это вполне равносильно последованию Христу. Что это последование возможно лишь тогда, когда человек проникнут Божиим духом, об этом ясно говорят Деяния апостолов. Во главу своих повествований они поставили рассказ о наитии Святого Духа. Автор этой книги сознает, что христианская религия не была бы единственной и высшей, если б каждая отдельная личность не вступала через нее в непосредственную живую связь с Богом. Соединение полного подчинения «Господу» со свободой в духе, — вот главный признак своеобразности этой религии; это печать ее величия. Влияние духа замечалось во всех областях: и в области внешних чувств, и в сфере воли и действии, и в глубокомысленных рассуждениях, и в чутком понимании нравственности. Элементарные силы религиозного дарования, угнетенные религиозными учениями и церемониями культа, освобождались и проявлялись в экстазах, в знамениях и подвигах, в повышении всех функций до патологических и опасных состояний. Но не забыто было познание того, — а где оно исчезало, там его внушали вновь, — что все эти бурные и чудесные явления составляли личное достояние и что помимо их есть воздействия духа, даруемые всякому и необходимые для всякого. «Плод же духа — пишет ап. Павел — любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание». Это — второй признак своеобразия и величия этой религии: что она не преувеличивала ценности вызванных ею элемент тарных сил, а всегда ставила выше их свое духовное содержание и воспитательное действие; она крепко держалась убеждения, что дух Божий, как бы он ни проявлялся, всегда будет духом святости и любви. Тут мы уже подошли к третьему пункту, характеризующему древнее христианство.

3. Святая жизнь в чистоте, братстве и в ожидании скорого пришествия Христа. Направление, которое приняла история церкви, привело к тому, что догматические изложения Нового Завета разбирались и обсуждались гораздо старательнее, нежели те отделы, в которых обрисовывается жизнь древних христиан и даются нравственные наставления. А между тем, они не только наполняют значительную часть новозаветных книг, но и многие так называемые догматические отделы написаны лишь с целью нравственного поучения. Христос приказал Своим ученикам выдвигать их на первый план, и еще древние христиане знали, что главная задача их жизни состоит в исполнении Божьей воли и в проявлении себя как святой общины. На этом были основаны их существование и миссия. По изречениям Христа, тут стояли на первой линии два главных требования, обнимающих в своей основе всякую нравственную деятельность: чистота и братство. Чистота в самом широком и глубоком смысле слова, как отвращение ко всему нечестивому, как внутренняя радость от ясности и искренности, от всего, что любезно и достославно. Чистота и по отношению к телу. «Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, которого имеете вы от Бога? Посему прославляйте Бога и в телах ваших». В сознании этой высокой задачи древние христиане вступили в борьбу с грехами порочности, которые в язычестве и не считались грехами. Им надлежало показать себя беспорочными чадами Божьими «среди неправильного и извращенного племени, в котором вы являетесь светочами мира». И они это исполнили. Быть святыми как Бог, быть безупречными учениками Христа — этим определяется и мера отречения от мира, возложенная на себя этой общиной. Оставаться незапятнанными от мира — вот отречение, которого она придерживалась и которого она требовала.

Второй пункт — братство. Уже сам Христос имел в виду новый союз среди людей, когда Он в изречениях Своих соединил в одно любовь к Богу и любовь к ближнему. Древние христиане верно поняли Его. Они не только на словах, но на деле с самого начала учредились братским союзом. Называя себя «братьями», они приняли на себя все обязательства, связанные с этим именем, и старались исполнять их не в силу законных распоряжений, а добровольными услугами, каждый но мере сил и способностей. Деяния апостолов передают, что в Иерусалиме дошли даже до добровольной общности имущества; ап. Павел об этом ничего не говорит, и если даже тот смутный рассказ и достоверен, то все же ни ап. Павел, ни языческо-христианские общины не считали этого предприятия образцовым. Переустройство внешних условий жизни казалось ненужным и нежелательным. Братство, осуществить которое надлежало «святым» и которое было ими осуществлено, определялось двумя правилами: «страдает ли один член, страдают с ним все члены», и «несите один ношу другого, тогда вы исполните завет Христа».

ЛЕКЦИЯ ДЕСЯТАЯ

Первоначальная община верила в Христа как в своего Господа и в этом исповедании дала выражение своей безусловной преданности и упованию на Него как на властелина жизни; каждый отдельный христианин стоял в непосредственной духовной связи с Богом — жрецы и посредники уже не требовались; и, наконец, эти «святые» сплотились в союзы, обязывающее к нравственной жизни в беспорочности и братстве. По этому последнему пункту позвольте сказать еще несколько слов.

Надо считать доказательством задушевности и нравственной силы этой новой проповеди то, что несмотря на восторги, сопровождающие переживание религии, сравнительно редко приходилось бороться с сумасбродными явлениями и бурными движениями. Очень может быть, что они случались чаще, чем можно предположить по прямым указаниям наших источников, но все же они составляли исключения, и, наверно, при возникновении таковых не один апостол Павел хлопотал об их усмирении. Угнетать духа он не хотел; но когда восторги угрожали выродиться в лень, как в Фессалонике, или когда возникали «незнакомые языки», как в Коринфе, тогда он отрезвлял