Россия: страна, которая хочет быть другой. Двадцать пять лет – взгляд изнутри - Хайс Кесслер

она думала, что добилась успеха и заложила твердую основу для своей карьеры, защитив диссертацию в престижном Московском государственном университете по истории коммунистической партии. В течение нескольких месяцев эта партия была распущена, и история этой партии как область знаний стала устаревшей и глубоко скомпрометировавшей себя дисциплиной. И таких примеров масса. Это означало, что начинать приходилось с нуля, снова тратить время и деньги для своего будущего, когда уже создана семья и родились дети, которых нужно кормить. Некоторым удавалось осуществить разворот, не покидая собственной профессиональной области, освоив методы, технологии и навыки, необходимые для новой эры, и построить карьеру, к которой они стремились. Но значительная часть этого поколения искала решение там, где в то время можно было заработать деньги, и это был «бизнес» – стремительно растущий частный сектор предпринимателей, деловых людей и сопричастных профессий.

Возможно, самым большим вызовом такой общественный поворот оказался для людей среднего возраста, ставших лишними буквально за одну ночь в самой середине своей трудовой жизни. Менее мобильные, чем молодые, они старались худо-бедно идти в ногу со временем, хотя продолжали цепляться за тонущий корабль. Они надеялись, иногда вопреки здравому смыслу, что когда-нибудь понадобятся снова. Россия была полна заводов, предприятий и учреждений, ставших в новых рыночных условиях совершенно ненужными или навсегда утратившими способность стать рентабельными. Тем не менее там работали многие миллионы людей, у которых была своя жизнь и необходимость кормить семью. Это стало проблемой колоссального масштаба, не имевшей простого решения и глубоко болезненной для тех, кто с ней соприкасался. Проблема для людей среднего возраста усугублялась еще и тем, что динамичный частный сектор быстро стал областью приложения молодых. В несколько патриархальной России для многих молодых людей было непривычным и даже неловким руководить кем-то старше себя, поэтому людей такой возрастной категории предпочитали вообще не брать на работу, даже если они обладали необходимыми актуальными профессиональными навыками.

Какой эффект производит на человека ощущение ненужности, неспособность заботиться о семье в расцвете своих лет? Николай, Танин муж, с которым я познакомился в те годы, спился до смерти. На заводе шарикоподшипников, где он работал, производство было остановлено, но все же каждый день он продолжал туда ходить – «на работу». И единственное разумное времяпрепровождение, которое он и его коллеги-инженеры могли придумать, – это пить. Они пили изо дня в день, пока в них не угасла последняя искра жизни.

Завершающий этап этого периода с его безнадежностью и мучительной бессмысленностью жизни, царившими на заводах и предприятиях, был много лет спустя запечатлен Дарьей Хлёсткиной, моей женой, в удостоенном многих наград документальном фильме о ЗИЛе, Московском заводе имени Лихачева[5]. Этот в былые времена флагман советской промышленности производил среди прочего черные лимузины для советских партийных руководителей. На огромных государственных дотациях завод-колосс, на котором в период расцвета работало 70 000 человек, продержался еще несколько лет, но в 2013 году все же испустил дух. В течение двух лет Даша снимала медленную гибель этого завода. Отчаяние, печаль и разочарование оставшихся рабочих, многие из которых отдали работе на нем всю свою жизнь, и смирение, овладевшее ими, когда завод наконец окончательно рухнул.

Это была одна из бесчисленных трагедий тех лет, свидетелями которых были лишь их непосредственные участники, переживающие драму своего предприятия без присутствия кинооператора. Такие трагедии создавали не только психологические, но и социальные проблемы. Резко возросли алкоголизм и наркомания. В те годы алкоголь был причиной ранней смерти особенно среди мужчин, средняя продолжительность жизни которых сократилась до 57 лет.

В Москве в те времена на каждом шагу встречались бомжи. Это были почти всегда мужчины, грязные, с запекшимися ранами на голове, с ампутированными конечностями. Они прятались в подъездах, переулках, а порой сидели прямо посреди улицы, отсыпаясь с похмелья или едва слышно клянча несколько рублей на выпивку. Изгои в заключительной фазе своего упадка, они издавали сладковатый, немытый запах грязи и брожения, от которого перехватывало дыхание, и вокруг них возникал невидимый, но ощутимый кордон. Зимой их излюбленным местом была кольцевая линия метро, по которой наматывали круги поезда, и поэтому, устроившись в тепле вагона, можно было проспать беспробудно несколько часов кряду. Такой вагон можно было распознать издали. Он был наполовину пуст – редкость в обычно переполненном московском метро.

Сострадания они практически не вызывали. Для этого они просто слишком мало походили на людей и слишком дурно пахли. Кроме того, было совершенно очевидно, что жалость им уже не поможет. В марте 1993 года я писал своей сестре в Нидерландах:

Когда вечером метро достигает конечной остановки и звучит просьба освободить вагоны, на нее откликается лишь малая толика пассажиров. Остальные просто слишком пьяны, чтобы совершать какие-либо телодвижения, и предпочитают спать дальше. К сожалению, это невозможно: решительная женщина в форме умело выпроваживает всех бухариков своим круглым жезлом. Тогда одни бухарики перетаскиваются в поезд метро, идущий в противоположном направлении, другие прямо на выходе из станции опускаются на землю, покрытую слякотью растаявшего снега, песка и соли, и продолжают там отсыпаться, прямо на морозе.

Сначала меня шокировала не только деградация этих людей, но и жестокость прохожих. Однако вскоре я обнаружил, что сам веду себя подобным образом: отворачиваюсь, зажимаю нос и прохожу мимо, стараясь сосредоточиться на чем-то другом. Это болезненно ясно показывает, где заканчиваются человеческая солидарность и любовь к ближнему, когда пропасть между вами и тем «ближним» кажется практически непреодолимой и легко напрашивается самооправдание, что этот ближний – сам причина своих страданий. Разве пьянство – это не свободный выбор? Во всяком случае, мой сосед Коля, сам любивший крепко выпить, не проявлял никакого сочувствия и с гордостью показывал мне палку, которой он гонял бомжей, пытавшихся устроиться в нашем подъезде.

Бомжи на улицах Москвы были, разумеется, лишь верхушкой айсберга. Алкоголь убивал и на дорогах, в транспортных происшествиях, и на работе, и дома, и в сочетании с другими заболеваниями. Вместе с прежним государственным устройством прекратили свое существование многие социальные блага СССР, такие, например, как бесплатная медицинская помощь. Врачам платили копейки, больницы испытывали острую нехватку бюджетных средств, доступные лекарства были в дефиците, и во всем царили неразбериха и дезорганизация, граничащие с хаосом. Позже появились частные клиники, которые, по крайней мере для людей с деньгами, стали выходом из положения, не гарантируя, впрочем, качества предлагаемых услуг. Вот почему многие попросту пытались избегать лечения, тянуть до последнего, что приводило к ухудшению здоровья и росту смертности.

А между тем для парней существовала еще и угроза призыва в армию. Военной