Европейская гражданская война (1917-1945) - Эрнст О. Нольте
Вполне естественно, что в этой ситуации выстраивались разнообразнейшие мысленные комбинации, что представители всевозможных интересов пытались вставить свое слово – именно так оно и бывает перед всяким нормальным формированием правительства. Но теперь всем заинтересованным лицам оставалось высказываться только за альтернативу Папена, взятую на вооружение Шлейхером или еще каким-нибудь военным либо политическим деятелем, или же за то в своей тенденции парламен-таристское и компромиссное "решение Гитлер", на которое намекал Мейснер от имени Гинденбурга. И все, кто высказывался или действовал, находились под впечатлением событий и возможностей, служивших фоном даже тогда, когда о них прямо не говорили или когда о тех или иных деталях даже не знали. Так, Инпрекор опубликовал 27 января речь, которую произнес в Москве ведущий член исполкома Коминтерна. Там говорилось: "По меньшей мере 200 000 рабочих состоят в национал-социалистской партии и ее штурмовых отрядах. Говорят, что среди избирателей, отдающих свои голоса за нацистов, более 2 миллионов рабочих, в том числе много безработных. Они оболванены антикапиталистической демагогией национал-социалистов ‹…› Невозможно представить себе, что они будут долго следовать за национал-социалистами. Повсюду видны уже признаки разложения".23 В самом деле, "Роте Фане" уже на следующий день вышла с сенсационным заголовком, что не менее 1500 штурмовиков СА в Берлине готовятся к выходу из партии. Повторялись сообщения, будто члены Рейхсбаннера переходят в КПГ или по крайней мере изъявляют готовность вести совместную борьбу в рамках антифашистской кампании. Еще более впечатляющими были известия в коммунистической прессе о происходящем на улицах.
СА организовали 22 января большую демонстрацию на Бюлов-платц, выстроившись фронтом к дому Карла Либкнехта, зданию правления КПГ. Но 20 000 штурмовиков СА сопровождал необычайно большой наряд полиции – чтобы защищать их. На части намеченного маршрута им пришлось продвигаться вдоль живой изгороди враждебно настроенной толпы, а в других местах на улицах и площадях не было ни одной живой души. Нигде их не встречали ни малейшими проявлениями симпатии, даже – если можно полагаться на сообщение "Роте Фане" – в западной части города, где "группы мелкой буржуазии" выражали немое неприятие. В результате настроение у участников демонстрации было "продрогшее", а на Бюлов-платц им пришлось с бессильной яростью увидеть, что на крыше вражеского партийного центра "вызывающе" развевается "советское знамя".24 Совсем иначе выглядела обстановка тремя днями позже на митинге КПГ, и "Роте Фане" гордо озаглавила свой отчет о событиях "Это – Коммуна". В течение четырех часов, по сообщению газеты, стекались борцы красного Берлина на Бюлов-платц, чтобы пройти маршем мимо центрального комитета и лидера партии – Эрнста Тельмана; число их значительно превосходило сто тысяч, население встречало их с ликованием, они двигались без охраны полиции, и среди них "колонны самообороны масс, которые уже задушили железной рукой первую волну нацистского террора и удавят и новую волну террора тяжестью своей массы".25
Кто считает коммунистов лишь несколько более радикальной частью рабочего движения; кто верит, что Гитлер недвусмысленно проявил себя как будущий виновник окончательного решения; кто придерживается мнения, что Советский Союз в интересах беспрепятственного проведения своей индустриализации хотел предотвратить коммунистическую революцию в Германии – тот может радоваться мысли, что, начиная с ноября, число членов НСНРП стало сокращаться, и на следующих выборах эта партия потеряла бы еще несколько миллионов голосов. Современники видели ситуацию иначе, и, как правило, не могли не видеть ее иначе. Они видели перед собой две партии, выдвигавшие радикальные требования и откровенно враждебные конституции. Но одна хотела уничтожить капиталистическую систему, а другая – Версальскую систему. Одна была враждебно настроена к Веймарскому государству, а другая – к государственности вообще. Одна требовала прекращения выплаты дани, другая хотела сверх того аннулировать все внутренние и внешние долги, то есть вырвать Германию из контекста мировой экономики. Одна требовала вновь лишить гражданских прав малочисленное и лишь во второй половине 19 века наделенное полнотой гражданских прав меньшинство; другая требовала социального уничтожения всей буржуазии, включая офицеров и зажиточных крестьян, и без всяких оговорок идентифицировала себя с соседним государством, которое эти классы отчасти физически истребило, отчасти подвергло таким преследованиям и бесправию, каких в Германии никто и представить себе не мог. Современники неизбежно видели в коммунистах намного более радикальную из двух радикальных партий, и поэтому должны были испытывать тяжелейшую озабоченность, когда более многочисленная и менее экстремистская партия оказалось на пороге чреватого далеко идущими последствиями распада, в то время как меньшая по числу и более экстремистская готовилась, похоже, привлечь на свою сторону большую часть избирателей как СДПГ, так и НСНРП.
Конечно, кто придерживался мнения, что бывшие избиратели НСНРП вернутся к немецким националистам и либеральным партиям, тот мог считать опасения сильно преувеличенными, а кто считал цели КПГ справедливыми и отвечающими духу времени, тот мог даже, исполненный морального пафоса, сокрушаться о будущих жертвах. Но куда большая часть людей, которым было что терять или которые были озабочены прежде всего функционированием сложного и тысячами нитей вплетенного в мировую экономику индустриального государства, неизбежно видела положение по-иному.
Во всяком случае, и они могли выставить встречный счет. Поэтому новогоднее обращение Адольфа Гитлера от 1 января 1931 года было направлено целиком и полностью против большевиков, а в целом очень оптимистично. Однако на следующий год вновь возникают интонации, которые были уже отнюдь не только антиеврейскими в упоминавшемся выше смысле; в них звучал теоретически-исторический, так сказать, антропологический радикализм, по накалу близкий к коммунистическому и все же желавший быть от него совершенно отличным по содержанию: "Либералистское человечество, потерявшее религиозные и мировоззренческие корни, переживает конец своей эпохи ‹…› Международный еврей как интеллектуальный вдохновитель ведет почти во всех государствах мира эту борьбу мало способных, примитивных низших рас против ‹…› культуросозидающей ‹…› способности высшего человечества, чья сопротивляемость ослабела в либерализме ‹…› В государстве, где живут 6 миллионов коммунистов, 7,5 миллионов социал-демократов и еще 6 миллионов более или менее зараженных пацифизмом элементов, лучше бы уже не говорить о равных правах и о "гонке вооружений". ‹…› Против этой страшной беды может помочь только столь же мощная оборона".26 Если считать, что подсчеты Гитлера верны, то, даже не покушаясь на внешнюю собственность, он должен был лишить примерно четыре десятых населения их внутренних убеждений, а также привести Германию к острейшему антагонизму не только с Советским Союзом, но и с
