Россия: страна, которая хочет быть другой. Двадцать пять лет – взгляд изнутри - Хайс Кесслер
За границей россияне не только проводили свой отпуск, но и работали и учились. С переходом к рынку в Россию хлынул поток импортных товаров – от продуктов питания и потребительских товаров до технологий и ноу-хау. Уже одно это привело к бурному росту международных контактов, но также резко возросло сотрудничество и в других областях. Российские ученые участвовали в международных конференциях, студенты ездили по обмену, укреплялись связи между городами-побратимами, а российские сотрудники крупнейших компаний проходили обучение и переподготовку за рубежом.
Кроме того, нестабильная экономическая ситуация в России привела к тому, что стал набирать обороты так называемый офшорный банкинг. Долгое время значительная часть российского бизнеса пользовалась главным образом банковскими счетами на Кипре. Нестабильные рубли обменивались на доллары, а платежные операции почти полностью проходили через счета в иностранных банках. Но Кипр был не единственным налоговым раем для российского беглого капитала. Спросом пользовались и другие страны, в особенности Великобритания. В начале 2000-х Лондон принял множество состоятельных россиян, которые еще больше взвинтили цены на недвижимость в и без того дорогом городе.
Таким образом, россияне стали бывалыми гражданами мира, а Россия – мировой страной в буквальном смысле этого слова. Их привычный образ потребления перестал отличаться от мирового, опыт, почерпнутый в разных, доселе неведомых уголках мира, применялся в их собственной жизни, они привозили домой все новые и новые впечатления. Поначалу эти поездки приносили исключительно радость, но со временем я стал замечать и более сложные чувства. Ведь каждый визит в чужую страну заставлял задуматься о том, как далека Россия от того «нормального» мира, о котором все так мечтали. Мой тесть, подлинный демократ, с большим удовлетворением наблюдавший демонтаж советской системы, навещал нас с Дашей в Италии, пару лет спустя мы вместе ездили в Нидерланды. Свобода, увиденная им здесь, произвела на него глубокое и сильное впечатление, но именно поэтому, как он позже признался, он решил, что не поедет второй раз.
Один на один с зарубежным миром человек мог чувствовать себя как слон в посудной лавке: он не знал языка и правил принятого общения, не понимал, как устроен этот незнакомый мир. Приехав за рубеж, россияне боялись ошибиться, сделать что-то не так, чувствовали себя нежданными гостями, опасались негативной реакции на то, что они из России. В то время как в основном реакция на них была прямо противоположной. Россиян встречали благожелательно, дружелюбно, особенно в первые годы, когда они получили возможность свободно путешествовать, – всем было интересно узнать что-то новое о великой неизведанной стране. Поверить в это россиянам было нелегко, и нередко, чтобы подчеркнуть свою независимость и состоятельность, они начинали заносчиво себя вести и демонстративно сорить деньгами.
С годами первоначальное удивление и очарование уступили место пониманию того, что не все то золото, что блестит, особенно после того, как жизнь в самой России начала улучшаться. Очень быстро россияне обнаружили, что за дружелюбными улыбками и открытостью на Западе часто скрывается равнодушие и отстраненность. В России люди улыбаются только близким друзьям и знакомым, поэтому неудивительно, что их поначалу смущала и дезориентировала повсеместная улыбка. Кроме того, внешне привлекательный и богатый Запад при ближайшем рассмотрении оказался слишком причесанным и приглаженным, даже, пожалуй, скучноватым. Хваленая западная свобода тоже оказалась не такой, как представлялось, – выяснилось, что она очень сильно регламентирована разнообразными правилами. И самое главное, Запад был безумно медлительным, не таким стремительным и смекалистым, как круглосуточно кипящие жизнью Москва и Санкт-Петербург. Сотрудничество с иностранными партнерами нередко доводит россиян до отчаяния – быстрые решения невозможны, для всего требуются бесконечные консультации и дотошное планирование. Такой темп разительно отличается от того, к чему привыкли россияне, – быстро рубить все узлы, прибегая к искусству импровизации, ведь жизнь коротка и непредсказуема.
На фоне разочарования в Западе происходила реабилитация «своего»: от привычных продуктов, сохранивших еще подобие вкуса, – до спонтанности жизни, щедрости к друзьям и красоты «бескрайней русской дали».
Наше и не наше
Фундаментальной особенностью менталитета россиян является мышление в категориях «наши» – «не наши». Тридцать лет международных контактов не помогли стране преодолеть пропасть между Россией и всем остальным миром. Так и не став частью мира, Россия стоит в сторонке, опасливо посматривая на него, осторожно погружая в него ступню и тут же ее отдергивая.
Различие между «нашим» и «не нашим» – это различие между широтой и ограниченностью, великодушием и скупостью, глубиной и поверхностностью, простотой и претенциозностью, страстью и рациональностью, но также и между неразберихой и организованностью, халтурой и качеством, нетерпимостью и участием, необузданностью и добродетелью, ложью и честностью.
В то же время «нашему», так же как и «не нашему», свойственна некоторая амбивалентность – и там и там положительное может сочетаться с отрицательным. «Наше» означает «то, что нам знакомо» или «как оно есть», в то время как его антипод «не наше» означает «чужое» или «а вдруг возможное».
По этой схеме «наше» обозначает не столько Россию или русских, сколько всех, кто связан с советским наследием и, равно как и сама Россия, не может от него избавиться. Казах в России не иностранец, так же как украинец, армянин, туркмен, узбек, киргиз, таджик, грузин, азербайджанец, белорус или даже литовец, латыш или эстонец. Они были и останутся «нашими».
Будучи голландцем, я в принципе принадлежал к «не нашим», пока не удавалось доказать обратное. Самая высокая честь, которая мне могла выпасть, – получить звание «наш человек!». Часто эти слова произносились с явным облегчением, когда выяснялось, что я говорю по-русски и понимаю особенности российского бытия. Помню конференцию в Оренбурге, где организаторы послали за мной на вокзал даму в состоянии, граничащем с отчаяньем, но испытавшую нескрываемую радость, когда выяснилось, что я «просто говорю по-русски!».
Став Дашиным мужем, я часто удивлял новых знакомых тем, что не был «старым и богатым». Потому что именно таким, по их представлениям, должен быть иностранец, который женился на русской девушке, которая, понятное дело, пошла за него из-за денег. А когда выяснялось, что все совсем не так и что со мной можно поговорить и выпить, раздавался вздох
