Европейская гражданская война (1917-1945) - Эрнст О. Нольте

4. Самопонимание и понимание других в литературе и пропаганде

Основной опыт и основные эмоции служат базисом для возникновения идеологий. Идеологии никогда не выдумываются отдельными мыслителями, но проясняют и артикулируют в себе опыт и эмоции, имеющие решающее значение для многих людей, будучи сами по себе нацелены на формирование идеальных убеждений. Исходным основанием идеологий являются фундаментальные ситуации, в которые могут попасть представители многих стран, классов и поколений, но которые поддаются более узким пространственно-временным разграничениям. Если синдром ситуации, опыта, эмоции и идеологии не реализуется, то люди действуют просто в соответствии с интересами. А там, где этот синдром есть, формируются группы и партии, отмежевывающиеся от "других" и понимающие себя и других определенным образом, самих себя – как "хороших", а других – как "плохих", как "врагов".

В своей наиболее тонкой форме самопонимание группы или партии, каковому всегда соответствует некоторое понимание других, предстает через литературу, а в наиболее грубой форме последней предстает выражается как пропаганда. Под литературой здесь мы не имеем в виду великую литературу Шекспира, Гёте и Достоевского, всегда существенно превосходящую идеологическую партийную литературу, даже если ее и можно интерпретировать в понятиях литературы партийной; в первую очередь, это песни и празднества, в каких тысячи и сотни тысяч людей демонстрируют свою общность, а в последнюю очередь, романы, где волнующие события и бои эпохи описываются ангажированным или даже относительно дистанцированным образом. В отличие от философии и великой литературы, два упомянутых вида литературы не отделены непроходимой пропастью от пропаганды и агитации, – но партия, которая в состоянии заниматься лишь пропагандой и не может породить сколь-нибудь значительной песни или романного повествования, является всего лишь представительством заинтересованных лиц или обществом по приобретению власти. Государство, где существовали бы партии лишь такого рода, не было бы тоталитарным, но его невозможно было бы причислить и к либеральным системам – оно было бы всего-навсего коммерческим обществом.

Лучшее наглядное воплощение этих соображений дают литература и пропаганда рабочего движения, в то же время делающие очевидным, что великие политические столкновения межвоенного периода невозможно полностью определить через опыт Первой мировой войны, ибо они укоренены в более давних эпохах. Так, основной опыт рабочего движения возникает из хозяйственной жизни и, на взгляд рабочих, из чисто экономического общества. К "проклятьем заклейменным" обращается песня, написанная Эженом Потье в 1871 году', а взгляды "всего мира голодных и рабов" она обращает на "псов" и "палачей", коих надо изгнать, чтобы для бедных, для воинов "великой армии труда" "беспрестанно" сияло солнце. Как же долго продержатся "мир насилья" и "паразиты", если бедные – "сильнейшая из партий" и могут "добиться освобожденья своею собственной рукой", не нуждаясь в помощи высшего существа, будь то Бог, царь или герой? И поэтому в рефрене вновь и вновь повторяются фразы, выражающие универсальность притязаний этого движения так же ясно, как и его воинственность и соотнесенность с будущим:

Volker, hort die Signale!

Auf zum letzten Gefecht!

Die Internationale

Erkampft das Menschenrecht.

(Это есть наш последний

И решительный бой.

С Интернационалом

Воспрянет род людской.)

На протяжении долгих десятилетий повсюду, где в Европе и Америке большие массы рабочих собирались по торжественным поводам, звучал "Интернационал". Он сеял страх среди врагов и внушал уверенность друзьям. Кто обладал историческими познаниями, мог обрести еще и дополнительную уверенность из фразы, указывающей на то, что те, кто пока еще "ничто", вскоре станут "всем", ибо тем самым рабочее движение сопрягалось со знаменитейшим памфлетом Французской революции.

Вера в историю и уверенность в будущем фактически были основными чертами рабочего движения перед Первой мировой войной, и эти эмоции нигде не нашли более прекрасного выражения, чем в песне, возникшей в московской тюремной камере в 1897 году и ставшей известной в Германии, правда, только после 1918 г., по свободному переложению Германа Шерхена:

Briider, zur Sonne, zur Freiheit

Briider zum Lichte empor.

Hell aus dem dunklen Vergangnen

leuchtet die Zukunft hervor.2

(Братья, к солнцу, к свободе,

Братья, ввысь к свету.

Светло из темного прошлого

Сияет будущее.)

Еще более впечатляющим образом осознание того, что пролетарии являются создателями всех богатств и все-таки терпят жестокую нужду, выявляется песней Иоганна Моста "Рабочие люди", впервые опубликованной в 1871 году:

Wer schafft das Gold zutage?

Wer hammert Erz und Stein?

Wer gibt den Reichen ail ihr Brot und lebt dabei in bittrer Not?

Das sind die Arbeitsmanner, das Proletariat.

Rafft eure Kraft zusammen Und schwort zur Fahne rot

Beschleunigt der Despoten Fall!

Schafft Frieden dann dem Weltenall!

Zum Kampf, Ihr Arbeitsmanner! Auf, Proletariat!3

(Кто добывает золото?

Кто кует руду и камень?

Кто дает богатым весь их хлеб

И при этом живет в ужасной нищете?

Это рабочие люди,

Пролетариат.

Собирайтесь с силами

И присягайте красному знамени

Ускоряйте падение деспотов! А затем приносите мир всему миру! На борьбу, рабочие люди! Вставай, пролетариат!)

Бросается в глаза, что Первой мировой войне для этой уверенности и этой осознанности силы суждено было стать в высшей степени тягостным и все-таки самым стимулирующим из всех впечатлений. Разве "рабочие люди" Европы не истребляли друг друга вместо того, чтобы протягивать друг другу руки? Разве сияющее будущее не оказалось гораздо более отдаленным, чем прежде? Как "псы и палачи" сумели ввергнуть сплоченный и интернациональный пролетариат в такое бедствие? Тем, кто не собирался делать ошеломляющего признания, что пролетариат не сплочен, что у него нет интернационального настроя и он не охватывает громадное большинство населения, пришлось перейти на гораздо более резкий тон, пришлось делать гораздо более суровые упреки, ибо против пролетариата выступали не просто какие-то "псы" и "палачи", но могущественный и коварный враг, и уж его-то следовало ненавидеть в первую очередь.

Так, в сборнике "Красные стихотворения и песни", вышедшем в Берлине в 1924 году, опыт и воздействие войны проявились сильнее, чем даже жалобы на монотонность фабричного труда, и проявились они как противопоставление, с одной стороны, "мехов, украшений, шелковых платьев" буржуазии, а с другой – "голода и безработицы" пролетариата. В стихотворении говорится:

Du Mann im bunten Rock, du muBt dich nun entscheiden,

zahlst du dich zu den Raubern, oder zu uns, die Hunger leiden.

Unser bitterer Kampf gilt den Raubern dieser Welt

und jedem, der sich uns entgegenstellt.

Doch zahlst du dich zu uns, den hungernden Proleten,

dann