Украинский вопрос и политика идентичности - Алексей Ильич Миллер

Новые крупные игроки – СССР и Польша

До 1918 г. главной задачей, стоявшей перед политическими активистами, действовавшими на окраинах страны, было выяснить, какая держава победит в войне. После событий октября 1917 г. активисты-националисты пытались вести переговоры с Германией о новом статусе своих национальных проектов в рамках немецкой гегемонии в Восточной Европе. Когда стало очевидным, что поражение Германии неизбежно, лидеры национальных движений быстро обратились к Антанте. В отличие от России и Германии, Антанта не могла напрямую контролировать страны Восточной Европы. Лидеры Антанты не спешили выполнять ожидания националистов: они рассчитывали на падение большевиков и восстановление России. Поэтому в 1918 г. мировая война на этих территориях постепенно трансформировалась в целую серию гражданских войн, различавшихся по своему классовому или этническому фокусу. Такая трансформация часто включала в себя конфликты между различными военизированными формированиями за территории, которые они считали своей законной этнической вотчиной (Lemberg / Lwow, Вильна / Wilno / Vilnius). То же самое верно и в отношении Киева, который во время Первой мировой войны и последовавших революционных войн 14 раз переходил из рук в руки. В 1918–1919 гг. город часто занимали различные украинские военачальники. История слабых и нестабильных украинских государств в западной и центральной частях страны (от гетманской державы Скоропадского и петлюровской директории Украинской Народной Республики) показывает, что мобилизационный потенциал и организационные возможности украинского национализма были довольно ограничены. Характерно, что Н. Махно смог завоевать значительную поддержку крестьянства, не используя украинский вопрос в качестве основной идеологической концепции. Эти особенности типичны для ситуации, в которой империя оставляет свои периферийные территории скорее в результате распада центра, чем в результате деятельности антиимперских движений. Мы знаем очень мало о развитии национального строительства на востоке и юге современной Украины – в районах Харькова, Донбасса и Новороссии – в рассматриваемый период.

После того, как в 1918 г. большевики получили контроль над Украиной, они установили режим террора против русских националистов[1071]. Именно русский национализм и социальные силы, стоявшие за ним, большевики считали своим главным врагом до конца 1920-х годов[1072]. Можно сказать, что общерусская версия национальной идентичности, которая являлась ключевым элементом русского национализма в имперский период, «осиротела» с падением Российской империи. Многие достижения политики русификации в приграничье были разрушены согласно новой советской идее регионализации этничностей и коренизации[1073].

Русские сельскохозяйственные поселения во многих приграничных регионах Кавказа, в степных районах и в Центральной Азии были объявлены идеологически нецелесообразными, а многие поселенцы переехали обратно в Центральную Россию. Казаки, выполнявшие роль вооруженного авангарда поселенческого движения, были подвергнуты жестоким репрессиям как враги Советской власти (которыми большинство из них действительно являлись). Православная церковь и духовенство, также важнейшие составляющие российского присутствия в периферийных районах, на протяжении межвоенного периода стали объектом систематических репрессий на всей территории СССР. Большевики завершили разгром наследия имперской политики и довоенного русского национализма в западном приграничье, отказавшись от концепции триединого русского народа, который должен был включать великороссов, малороссов и белорусов. Перепись населения СССР 1926 г. сделала этноним «малоросс» незаконным, сохранив как термин для самоидентификации только «украинец»[1074]. Термины «русский» и «великорусский» стали синонимами. Большевики внедряли совершенно другой проект политической консолидации территории бывшей империи. Как квазинациональное государство Советская Украина получила «национальную территорию» вкупе с национальной идентичностью «советский украинец», а также инфраструктуру украинской национальной культуры.

Советско-польская война 1920 г. была борьбой за контроль над Восточной Европой между двумя новыми крупными игроками; в этом конфликте украинские силы играли строго подчиненную роль. Межвоенный период в истории региона мы можем охарактеризовать как своеобразную холодную войну, во время которой «прометейская акция» Пилсудского и советский принцип «украинского Пьемонта» воспринимали Украину как объект в геостратегической борьбе[1075]. Тем не менее уже в 1939 г. борьба больших империй за контроль над Восточной Европой, в которой особое значение придавалось политике по отношению к Украине, возобновилась в полную силу[1076].

Можно сказать, что в течение всего послевоенного периода холодной войны Украина была важной ее темой, а в постсоветский период интенсивность соперничества за Украину между Россией и Западом все время нарастала и сегодня стала одной из основных причин острого международного кризиса. Один из элементов этого кризиса – «войны памяти», которые, без сомнения, будут разворачиваться с нарастающей интенсивностью в ближайшие годы.

История Украины в Советской исторической энциклопедии

Советская историческая энциклопедия (СИЭ) в 16 томах издавалась с 1961 по 1975 г. В политическом отношении это был весьма неоднородный период – замысел и разработка словника приходится на время оттепели, а последние тома выходили уже в заметно ужесточившихся условиях после подавления «Пражской весны» 1968 г., в начале так называемого «периода застоя». В 1969–1972 гг., в последние годы правления в Киеве первого секретаря КПУ П. Е. Шелеста, на Украине выходила четырехтомная Советская энциклопедия истории Украины (СЭИУ). Ее сравнение с СИЭ позволяет сделать некоторые любопытные наблюдения.

Энциклопедия всегда представляет собой своеобразную квинтэссенцию канона. В советской системе это каноническое качество энциклопедии усиливалось тем, что такие издания не были сугубо цеховым делом историков. На всех этапах от составления словника до окончательной редакции статей содержание энциклопедии утверждалось и контролировалось политическими структурами КПСС. В результате энциклопедия фиксировала определенные подходы, существенно сужая советским историкам коридор маневра в интерпретации различных событий.

При подготовке этих заметок я пользовался только самими энциклопедиями. Однако даже анализ этого общедоступного источника позволяет сделать некоторые важные выводы, которые, если судить по реакции на выступление автора на конференции, вызывают порой весьма эмоциональную реакцию.

Прежде всего, бросается в глаза, что практически все статьи СИЭ, посвященные украинским сюжетам, написаны украинскими историками. Исключений всего два. Статья о Киевской Руси написана Б. А. Рыбаковым и Л. В. Алексеевым, что, строго говоря, нельзя считать исключением, поскольку главный ее тезис состоит в том, что Киевская Русь была «общей колыбелью» трех славянских народов. Те же тезисы повторяет статья о Киевской Руси в СЭИУ, однако она написана украинским историком К. Г. Гуслистым.

Также не отличается по основным оценкам статья о Кирилло-Мефодиевском обществе. В СИЭ ее писал П. А. Зайончковский, незадолго до этого, в 1959 г., выпустивший важную монографию об обществе. Однако в СЭИУ российский автор заменен украинским историком Г. Я. Сергиенко, так что принцип, согласно которому об истории Украины пишут на Украине, в этом издании реализован бескомпромиссно.

Собственный опыт автора, защищавшего в 1986 г. кандидатскую диссертацию о польском консерватизме в Галиции, подтверждает, что эта установка сохраняла силу и на закате советской власти. Намерение включить в диссертацию главу о польско-украинских отношениях в