Революция 1918 года в Финляндии и германская интервенция - Виктор Михайлович Холодковский
Наконец, сам генерал Маннергейм, меньше всего желавший изображать в черных красках положение, в котором страна оказалась при его содействии, писал: «В мирном договоре с Германией от 7 марта 1918 г... Финляндия принесла в жертву свой нейтралитет уже в первом параграфе, который возлагал на Германию задачу побудить те страны, которые еще не признали независимость Финляндии, сделать это. В таком же духе было заключено и приложенное к мирному договору соглашение о торговле и мореплавании, в § 2 которого, между прочим, устанавливалось, что в отношении торговли и другой экономической деятельности «подданные обеих договаривающихся сторон должны пользоваться теми же правами и преимуществами всякого рода, какие предоставляются или будут предоставляться в будущем жителям собственной страны». Такой шаг в отношении великой предприимчивой нации, как немцы, мог иметь неисчислимые последствия. Да и особое секретное соглашение.., по которому Германия имела право... устраивать, где она захочет, опорные пункты в Финляндии, вряд ли находилось в согласии с сохранением нейтралитета страны. Все эти соглашения были заключены во время войны; это показывает, как мало верило правительство в собственные силы страны».
В финской буржуазной литературе иногда делается попытка взвалить ответственность за подписание столь невыгодных договоров на Ельта, который-де не имел возможности поддерживать тесную связь с белофинским правительством и, действуя по собственному усмотрению, санкционировал то, на что другие буржуазные деятели не согласились бы. Ельт действительно перед отъездом в Германию получил carte blanche. «Сенатор Свинхувуд, — рассказывал сам Ельт, — в качестве главы правительства подписал массу пустых бланков полномочий, в которые затем текст вписывался в Стокгольме... Такое предоставление полномочий на дела государственной важности может показаться несколько легкомысленным, но «беда не считается с законом» и важные интересы этого требовали». Попытка сделать козлом отпущения Ельта не выдерживает критики. По свидетельству немецкого офицера Гюльзена, благодаря услугам германских радиостанций Ельт мог быстро связываться с белофинским правительством. Кроме того, 10 марта в Берлин приехал Свинхувуд и одобрил образ действий своих представителей, а 10 июня договоры были ратифицированы буржуазной частью сейма. 29 мая белая Финляндия заключила торговое соглашение с Австро-Венгрией, сходное по содержанию с германо-финским. Тут уж Ельт был ни при чем. Все это показывает, что заключение кабальных договоров — дело не одного Ельта, а всей финляндской буржуазии. В официальной «Истории освободительной войны» говорится, что Ельт и Эрих, подписывая эти договоры, «принесли эти связывающие нашу страну жертвы из патриотических чувств» (?) и что истинными виновниками заключения кабальных договоров с Германией были... красные: они-де «сами привели к такому положению дел».
Резкий контраст составляли эти кабальные договоры с равноправным и выгодным для Финляндии договором, который заключило революционное правительство Финляндии с правительством Советской России.
В Германии договоры с белой Финляндией были встречены с нескрываемым удовлетворением и утверждены рейхстагом. Заместитель статс-секретаря по иностранным делам фон дем Гадденгаузен заявил в рейхстаге 18 марта, что «наши интересы и в этом случае соблюдены нашими представителями наиболее выгодным образом, ибо внесен ряд улучшений по сравнению с прежним положением». «Значение этого мирного договора, — писала «Гамбургер эхо»,- — заключается не столько в окончании состояния войны, которое между Германией и Финляндией, собственно, вряд ли и существовало, сколько в тесной связи Финляндии с Германской империей, которая становится некоторым образом патроном Финляндии и в качестве такового получает привилегии по сравнению с другими державами. Нетрудно догадаться, что острие договора направлено против Англии и Америки, которые предпринимали попытки подчинить Финляндию своему влиянию». Социал-демократическая газета умышленно умалчивала, что в не меньшей степени договоры были направлены против Советской России.
Заключение столь выгодных для Германии договоров увеличило заинтересованность Германии в интервенции, которая являлась теперь средством превратить обещаемые ими возможности в действительность.
II. ЦЕЛИ ГЕРМАНСКОЙ ИНТЕРВЕНЦИИ
«Не финляндские, а исключительно германские интересы привели наши войска в Финляндию».
Людендорф
По вопросу о посылке войск в Финляндию возникли разногласия между кайзером и военными — с одной стороны и канцлером Гертлингом, некоторыми министрами и высшими чиновниками — с другой. Разногласия между военными и штатскими высшими инстанциями проявлялись более или менее заметно на протяжении всей войны. В этом нет ничего удивительного: среди империалистов наряду с более склонными к авантюрам кругами есть и сторонники более умеренной, осторожной, трезвой политики, которые преследуют тоже империалистические цели, но более ограниченные и, по их мнению, более реальные. Кайзер и верховное командование возглавляли крайнюю военную партию, были носителями наиболее агрессивных и экспансионистских тенденций. Впоследствии, после поражения Германии, некоторые немецкие военные и политические деятели видели одну из причин поражения в том, что верховное командование задавалось «фантастическими целями» и вместо того, чтобы сосредоточить на западном фронте все силы для решающего наступления в 1918 г., распылило силы на операции в Палестине, Македонии, Грузии, Крыму, на Украине и в Финляндии[57].
Канцлер Гертлинг сомневался в целесообразности отправки военной экспедиции в Финляндию и во всяком случае настаивал на ее отсрочке. В пространной телеграмме, направленной им кайзеру 7 марта 1918 г., он указывал, что отправка экспедиции, которая вела бы в Финляндии борьбу против финляндской Красной гвардии и против русских войск, вызывает сомнения, так как с точки зрения международного права экспедиция могла рассматриваться как поход против Великороссии, с которой только что подписан мир. По мнению канцлера, новый поход явился бы нарушением условий мира и подверг бы опасности ратификацию мирного договора. В самой Финляндии, продолжал Гертлинг, к немецкой экспедиции относились по-разному. У социалистов в финляндском сейме было 90 мест из 200, у аграрного союза было около 20 мест, но их позиции немцы не знают. В Финляндии, подчеркивал канцлер, немецкая экспедиция вызывала симпатии лишь у чисто буржуазных кругов (любопытное признание со стороны противника революции). Гертлинг ссылался также на некоторые внутриполитические и внешнеполитические причины (затруднения с финансированием экспедиции, которая потребует сотен миллионов марок, вероятное сопротивление левых в рейхстаге, возможная неблагоприятная реакция скандинавских стран), на не совсем благоприятное отношение Маннергейма к прибытию немецких войск и считал необходимым, чтобы до отправления экспедиции, которое было назначено на 10 марта, кайзеру был представлен совместный доклад представителей главнокомандующего военно-морскими силами адмирала Гольцендорфа, канцлера и фельдмаршала Гинденбурга. До тех пор Гертлинг просил кайзера отложить экспедицию.
Кайзер в тот же день ответил
