Немцы после войны. Как Западной Германии удалось преодолеть нацизм - Николай Анатольевич Власов

конце 1940-х и начале 1950-х гг. ему приходилось бороться в первую очередь с попытками расширить контроль государства над рынком. И парламентская оппозиция, и представители оккупационных держав критиковали его курс как слишком либеральный. Министру экономики пришлось временами отступать; в 1951 г. он заявил в парламенте: «Мы хотим сохранить функцию рынка. Но нам также ясно, что определенные свободы должны быть заменены осознанным, планомерным и целесообразным регулированием»[158]. В следующем году ему пришлось согласиться на принятие закона об инвестициях, согласно которому государство проводило масштабное перераспределение средств между отраслями. Однако как только стали очевидны первые успехи, критика начала стихать, а популярность Эрхарда — расти как на дрожжах. Его вклад в победу христианских демократов на парламентских выборах 1957 г. был как минимум не меньше, чем вклад самого Аденауэра.

Быстрый рост налоговых поступлений позволил перейти к щедрой социальной политике, о которой уже говорилось выше. В 1953 г. на социальные программы тратилось почти 20 процентов национального дохода ФРГ (для сравнения: в Швеции и Великобритании эта доля составляла около 13 процентов). В 1954 г. были введены пособия для многодетных. В 1957 г. правительство Аденауэра провело пенсионную реформу, привязав размер пенсии к средней заработной плате; пенсии в результате увеличились более чем в полтора раза. Эрхард считал социальную политику слишком расточительной — и действительно, западногерманское государство могло беспроблемно выполнять свои обязательства только в условиях быстрого экономического роста. Однако важнее бюджетных соображений был политический мотив: демократическая республика смогла затмить хваленое «социальное государство» Гитлера, по которому ностальгировали многие немцы в конце 1940-х. Тосковать о прошлом стало незачем.

Если рассуждать цинично, то социальная политика Аденауэра представляла собой не в последнюю очередь своеобразную покупку лояльности западных немцев. Сделка оказалась успешной для обеих сторон. Рост благосостояния и уверенности в завтрашнем дне привел к тому, что отношение западногерманских граждан к своему государству и его ведущим политикам стремительно менялось. В 1952 г. при ответе на вопрос, кто из немцев сделал больше всего для Германии, Аденауэр набирал всего 3 процента, но уже во второй половине десятилетия ситуация стала совершенно иной. В 1958 г. действующий федеральный канцлер с 26 процентами занял первое место, Бисмарк, остававшийся до этого неоспоримым лидером рейтинга, с 23 процентами отошел на второе, а доля поклонников нацистского фюрера сократилась более чем вдвое — до 4 процентов. К 1953 г. доля сторонников демократии в западногерманском обществе выросла до 57 процентов (а сторонников авторитарной системы сократилась до 19 процентов), к 1955 г. — до 70 процентов, к 1960 г. — до 74 процентов. В 1955 г. половина западных немцев отвергала идею единой сильной национальной партии (хотя почти 30 процентов ее все еще поддерживали), к концу десятилетия почти 80 процентов одобряли многопартийную систему. Число желающих проголосовать на выборах за «нового Гитлера» к началу 1960-х сократилось втрое по сравнению с годом основания ФРГ — до ничтожных 5 процентов. В 1947 г. лишь четверть немцев соглашалась с утверждением, что Германия несет единоличную ответственность за развязывание Второй мировой войны; в 1959 г. такой ответ давала уже половина опрошенных. Доля тех, кто считал довоенный Третий рейх лучшим временем в германской истории, за 1950-е гг. упала с более чем 40 до менее чем 20 процентов респондентов. Доля же предпочитавших нынешнюю ФРГ с 1951 по 1963 г. выросла с 2 до 63 процентов! Эта тенденция сохранилась и в дальнейшем.

В 1954 г. американский высокий комиссар Джеймс Брайан Конент заявил: «Похоже, немцы порвали со своим недемократическим прошлым»[159]. Многим это утверждение казалось излишне оптимистичным, однако общее направление Конент угадал верно. Западногерманское общество менялось. В 1955 г. бестселлером в ФРГ стал «Дневник Анны Франк», в 1958 г. начался Ульмский судебный процесс против военных преступников — членов айнзацгрупп, приковавший к себе огромное внимание западногерманского общества. Преодоление прошлого началось. Это был длительный, непростой и медленный процесс, но проходил он в условиях, когда демократическое государство и рыночная экономика в ФРГ уже были приняты подавляющим большинством населения.

Послесловие

Почему Бонн не стал Веймаром?

«Бонн — не Веймар» (Bonn ist nicht Weimar) — так называлась книга западногерманского журналиста Фрица Рене Аллеманна, увидевшая свет в 1956 г. Заголовок быстро стал крылатым выражением, своеобразным девизом молодой ФРГ: главная ее задача заключалась в том, чтобы не повторить трагический путь первой немецкой демократии. Все остальное оказалось во многом подчинено этой задаче.

Ключевое значение при этом имела позиция общества: примет ли оно новую систему? С самого начала результат вовсе не был гарантирован: даже после 1945 г. большинство немцев скептически относились к демократии и хотели не столько свободы, сколько порядка. Это большинство видело себя жертвами Второй мировой войны, возлагало ответственность на горстку нацистских бонз, а немалое число граждан ранней ФРГ и вовсе тосковало по довоенным временам. Послевоенные трудности только укрепили ресентимент: проводившаяся победителями политика «перевоспитания» привела к довольно противоречивым результатам. Наказание часто не срабатывало — виновниками бедственного положения многие считали не прежних, а нынешних властителей, то есть державы-победительницы.

Обеспечить порядок, внутренний мир, добиться на первом этапе хотя бы согласия общества с новым государством — такова была задача Аденауэра и его помощников в первой половине 1950-х гг. В качестве одной из главных потенциальных угроз выступало формирование крупных общественных течений, враждебных молодой республике. Именно поэтому федеральное правительство прилагало большие усилия к интеграции бывших нацистов (при условии их лояльности к новой системе) и одновременно боролось с правыми радикалами. Вопрос наказания за былые преступления играл сугубо второстепенную роль. Одновременно федеральному правительству нужно было продемонстрировать зримые экономические успехи и снять социальную напряженность в обществе — не самые простые задачи даже при благоприятных условиях.

Да, Аденауэр и его команда могли в определенной степени опереться на западные державы-победительницы. Было очевидно, что в случае реальной угрозы превращения ФРГ в праворадикальную диктатуру они вмешаются. Это осознавалось всеми игроками и оказывало влияние на внутриполитические процессы в молодой республике. Однако в общем и целом роль западных держав оказалась хотя и весомой, но все же ограниченной и противоречивой. Распространенный в информационном пространстве тезис «победители „перевоспитали“ немцев» не соответствует действительности. Основная работа была проделана самими немцами и в первую очередь демократически настроенным меньшинством. Меньшинством, о котором ни в коем случае нельзя забывать, описывая настроения большинства. Ведь, как пишет немецкий историк Конрад Ярауш, «без их страстной борьбы за лучшую Германию проект держав-союзников по „перевоспитанию“ не удался бы»[160].

Почему же Бонн все-таки не стал Веймаром? В этом, безусловно, сыграл свою роль целый набор факторов. Ганс Воллер в конце своей