Культура Древней и Средневековой Руси - Борис Григорьевич Якеменко
Еще одной особенностью древнерусской литературы стал ее назидательный, просветительский характер. Литература сразу же обрела свою особую миссию, которая сохранялась за ней сотни лет, – стоять на страже моральных, духовных, нравственных ценностей. Именно литература становилась мерилом совести, придавала эстетическую форму нравственным постулатам. Возникла «вера в литературу» как в отдельное самостоятельное духовное явление, идеальное средство выражения правды, и эта вера стала особенностью национальной психологии.
Уже в раннем Средневековье русская литература была главным пространством встречи князя, царя (то есть государства), духовных лиц (Церкви) и общества, именно через литературу князь/царь/духовное лицо вступали в диалог с людьми, на страницах рукописей происходило формообразование языка, утверждались поведенческие и речевые идеалы. Литература брала на себя функции социального кровообращения, она словесно соединяла огромные пространства государства, власть, Бога и народ. Не случайно авторами литературных произведений становятся князья, цари, руководители Церкви – митрополит Иларион, Владимир Мономах, епископ Серапион Владимирский, царь Иван Грозный, митрополит Макарий, царь Алексей Михайлович, император Петр Великий и др.
Выше говорилось о том, что существовала глубокая внутренняя связь между всеми жанрами средневекового русского искусства, между отдельными явлениями культуры, что формировало фундаментальный, цельный характер культуры. Безусловно, этим закономерностям отвечала и литература, разделявщаяся на жанры: летописи, хронографы, минеи, поучения, патерики, жития. Эти жанры переплетались с другими формами культуры – иконописью, архитектурой. Произведения литературы становились основой для создания памятников архитектуры, строительство храмов и монастырей порождало литературные произведения. Иконы и фрески вели человека, как в литературном произведении, по целому ряду сюжетов в интерьерах храма от западных врат в алтарю и снизу вверх к куполу, книжные тексты пелись и читались во время богослужения, агиографический сюжет о жизни святого запечатлевался в житийной иконе с клеймами. Даже оформление рукописной (а затем и печатной) книги было похоже на оформление иконы: очень широкие поля (как ковчег у иконы, причем нижнее поле шире верхнего) и в центре текст, который легко мог быть изображен – рукописная икона.
Особенностью литература и ее языка, даже внешнего оформления книги также было подчинение принципу «антропоморфизма». Очень ярко об этом писал сербо-болгарский ученый XIV в. Константин Философ Костенческий. Он считал, что при создании литературного произведения, в процессе его написания и затем чтения не может быть ничего случайного – каждая особенность графики, написания, произношения слова, то есть «художество письмен», имеет свой смысл. Литература – это не просто значки на бумаге. Ученый четко выразил понимание того, что слово и сущность неразрывны, а поэтому расхождение между ними, которое может получиться от неправильного написания, от неправильной формы слова, может привести к искажению внутреннего смысла написанного. Как в иконе, где отход от канонической формы влечет за собой искажение смысла богословской идеи, заключенной в иконе. Поэтому каждая буква в слове имеет свое значение и место и способна изменить внутренний смысл написанного или сказанного. Внутреннее смысловое сочетание поэтому можно видеть даже в обычном славянском алфавите. «Аз буки веди» – чтение первых трех букв алфавита складывается в осмысленную фразу. Эти примеры можно продолжить: «глаголь добро есть», «слово твердо», «люди мыслете».
Особый, внутренний смысл придавался самим по себе буквам, за ними закреплялись антропоморфические черты. Согласные – это мужчины, гласные – женщины; первые господствуют, вторые подчиняются. Надстрочные знаки – головные уборы женщин, их неприлично носить мужчинам. Поскольку головные уборы женщины могут снимать в присутствии мужчин, то и гласные могут не иметь надстрочных знаков, если эти гласные сопровождаются согласными. Отношение к явлениям мира выражается в словесной форме, слово – это осмысленное явление. Языку отводилась главная роль в познании мира. Познать явление – значит выразить его словом, понять явление – значит назвать его.
Не случайно в Книге Бытия (первой книге Библии) человек по просьбе Бога называет всех животных и птиц и тем самым подчиняет себе, понимая, что среди них нет ему помощника: «Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей. И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым» (Быт. 2:18–19) Поэтому существовало убеждение, что существует и обратный процесс – неправильное, искаженное слово – может привести к искажению и порче мира, в особенности его духовной сущности (отчасти с пониманием этого и сегодня связано неприятие людьми оскорблений, особенно искажений имени или фамилии, кличек). Поэтому язык литературы, как и язык богослужения, не мог смешиваться с обыденным, он должен был быть возвышенным, духовным. Поэтому, как уже говорилось, разговорный язык существенно отличался от языка литературного.
Русская литература складывалась на перепутье культурных и цивилизационных дорог между Востоком и Западом, Севером и Югом. Поэтому корни древнерусской литературы, ее традиций уходят в Византию, Болгарию, Скандинавию, в традиции множества народностей, населявших Древнюю Русь. Развитие русской литературы определили общий подъем Руси в XI в., возникновение центров письменности, массовая грамотность, появление культурной элиты. Об уровне образованности и всесторонней грамотности общества того времени говорят не только многочисленные граффити на стенах соборов, но и одно из первых произведений древнерусской литературы, принадлежащее митрополиту Илариону «Слово о Законе и Благодати» (40-е гг. XI в).
Иларион говорит в нем о значении Крещения Руси и в целом принятия христианства, описывает князя Владимира, крестившего Русскую землю: «Похвалим же нашего учителя и наставьника, великаго кагана нашея земля, Владимира, внука стараго Игоря, сына же славьнаго Святослава, иже в своя лета владычествую, мужьством и храбрьством прослуша в странах многих и победами и крепостью поминаются ныне и словуть. Не в худе бо и не в неведоме земля владычьствующе, но в Руськой, яже ведома и слышима есть вьсеми конци земля». И хотя Иларион подчеркивает, что пишет не неграмотным, не детям, а людям,




