Златая цепь на дубе том - Борис Акунин
Именно это событие побудило султана объявить Петербургу войну, что на время приостановило процесс поглощения, но, выдержав первый турецкий натиск, Екатерина вновь взялась за дело. Поторговавшись между собой, Россия, Австрия и Пруссия в 1772 году отхватили себе по большому куску польской территории. Наконец осуществилась мечта, которую вынашивал еще Иван III: присоединить все православные земли бывшего княжества Литовского. Официальное обоснование захвата было возвышенным. Оказывается, Польшу уполовинили из лучших намерений: «для сокращения границ последней, чтоб дать ей положение, более сообразное с ее консти-туциею и с интересами ее соседей, наконец, для самого главного, для сохранения мира в этой части Европы».
Второй раздел Польши
Два десятилетия спустя, в 1791 году, Екатерина решила, что пришло время вообще убрать Польшу с географической карты. На западе континента происходили грозные события, отвлекавшие внимание Вены и Берлина — французская революция. С Австрией, которая уже воевала с Францией, теперь можно было вовсе не делиться. В 1793 году Россия и Пруссия попробовали отрезать себе еще по части Польши, но поляки этого не стерпели, и развернулось большое восстание. Почти весь 1794 год повстанцы сражались на два фронта, против российской и прусской регулярных армий.
Осенью восстание было утоплено в крови. Король Станислав отказался от трона. Польши не стало.
К победителям присоединилась Австрия, и в 1795 году остатки польских земель были окончательно поделены, причем больше всех поживилась Россия, в итоге унаследовавшая почти половину бывшей Речи Посполитой. Границы империи отодвинулись на 600 километров к западу.
Наказ императрицы
Екатерина замыслила разработать новое законодательство, построенное на принципах гуманизма и европеизма, — замысел величественный и во всех отношениях похвальный. Действовала она с присущей ей осторожностью. Собственноручно написала программу, проникнутую духом вольномыслия, но сначала показала ее «референтной группе» из ближайших соратников. Те испугались радикальных перемен, и царица половину пунктов убрала. Устроила вторую проверку, с более широким кругом «вельми разномыслящих» рецензентов. После этого исчезла еще половина предполагаемых нововведений.
Осталось 22 раздела. В них шла речь о равенстве всех граждан перед законом; об отмене уголовной ответственности за высказывания; о разрешении всех религий. То есть монархиня предлагала безо всякого перехода превратить Россию из «ордынской» империи сразу в правовое государство со свободой слова и свободой совести. Также отменялась смертная казнь, ибо «при спокойном царствовании законов и под образом правления, соединенными всего народа желаниями утвержденным, в государстве… не может в том быть никакой нужды, чтоб отнимати жизнь у гражданина». Запрещались и пытки.
На крепостное право прожект, правда, не покушался — Екатерина опасалась настроить против себя главную свою опору, дворян, но в тексте содержался призыв относиться к трудолюбию крестьян с уважением.
Документ получил название «наказа», поскольку имел вид инструкции, адресованной представителям сословий.
Даже по европейским понятиям программа Екатерины выглядела неслыханно революционной — ее положения выходили далеко за рамки «просвещенного абсолютизма». Когда «Наказ» перевели на другие языки и издали (Екатерина хотела, чтобы Европа ею восхищалась), на родине Вольтера и Монтескье эту крамолу запретила цензура.
Уложенная Комиссия
В самом конце 1766 года Екатерина издала указ, приведший в изумление всю умевшую читать Россию: велела прислать в древнюю столицу Москву со всей страны депутатов (новое для русских слово), «для того, дабы лучше нам узнать было можно нужды и чувствительные недостатки нашего народа». После этого общественные представители должны были принять свод справедливых законов «понеже наше первое желание есть видеть наш народ столь счастливым и довольным, сколь далеко человеческое счастье и довольствие могут на сей земле простираться». Еще одно поразительное новшество состояло в том, что депутатов предписывалось избирать, да не только из числа привилегированных сословий, но и из государственных (то есть лично свободных) крестьян, из казаков, мещан, даже инородцев. Чтоб депутаты не страшились говорить смело и обладали материальной независимостью, им предоставлялась пожизненная неприкосновенность и щедрое жалованье.
По спущенной сверху квоте выходило, что дворян и чиновников в составе созываемой Комиссии окажется непропорционально много (больше трети), но и это было очень либерально для страны, которой доселе безраздельно управлял лишь один класс — помещичий.
31 июля следующего 1767 года избранные депутаты, 460 человек, торжественно приступили к работе, предварительно ознакомившись с «Наказом».
Из громкого, монументального начинания ничего не вышло, да и не могло выйти.
Встреча лучших людей страны обнаружила, что русское общество совершенно не готово к свободам и не хочет их. В стране, где отсутствовали средний класс и буржуазия, где горожане составляли только 3 % населения, где ни одно из сословий, даже дворянское, еще толком не сформировалось, идея общественного участия в управлении государством (хотя бы на уровне законотворчества) была утопией.
Екатерина, не решившаяся затронуть тему крепостного права, надеялась, что депутаты поднимут этот вопрос на заседаниях — хотя бы в качестве отдаленной перспективы. И это действительно произошло, но совсем не так, как мечталось царице. Дискуссия о крепостничестве получилась весьма бурной. Однако депутаты спорили не о том, как и когда освободить крестьян, а о том, как их еще больше закрепостить. Недворянские сословия — купцы, священники, казаки — обижались, что лишены права тоже владеть «душами».
Никакого свода законов все эти люди, рассматривавшие съезд как площадку для отстаивания своих узких интересов, не выработали. Императрица увидела, что Россия пока совсем не Европа и править здесь надобно по-другому. «Комиссия Уложения, быв в собрании, подала мне свет и сведение о всей империи, с кем дело имеем…», — напишет она впоследствии.
Разочаровавшись в Комиссии, царица стала ею тяготиться и воспользовалась начавшейся турецкой войной, чтобы прекратить съезды «доколе от нас паки созваны будут». «Паки» так никогда и не наступило.
После этого неудачного эксперимента матушка-государыня правила и издавала законы по-старинному, по-самодержавному, избегая резких перемен.
Пугачевское восстание
Из-за непомерных трат на турецкую войну пришлось вводить чрезвычайный налог, дававший в казну не так много — 630 тысяч в год, но для нищего крестьянства это стало дополнительным источником раздражения, особенно по сравнению с тем, что положение «бар» при Екатерине заметно улучшилось. И царица-немка, и подозрительная смерть ее мужа
