Либеральные идеи в царской России. От Екатерины Великой и до революции - Ванесса Рэмптон
В этой главе я подробно остановлюсь на деятельности двух крупнейших фигур российского либерализма: П. И. Новгородцева и Б. А. Кистяковского. Эти мыслители, близкие к авторам «Вех» и активные члены кадетской партии, выделялись на общем фоне тем, что в своем видении либерализма исходили из неизбежности конфликта между различными ценностями и пытались осмыслить опыт российского либерального движения в контексте истории либерализма в целом со всеми его имманентными внутренними противоречиями[287]. Новгородцев в двух своих классических трудах: «Кризис современного правосознания» (1906–1911) и «Об общественном идеале» (1911–1916) – писал об уроках, которые следует извлечь из западной истории либерализма, а Кистяковский в целом ряде объемных статей: «Государство правовое и социалистическое» (1905), «Как осуществить единое народное представительство» (1907) и «В защиту права» (1909) – продемонстрировал противоречивую и непостоянную природу либерализма.
Именно поэтому многие темы, поднимаемые в этой главе, возвращают к полемике о содержании, об использовании и о значимости либеральных ценностей (и как философских концепций, и как политических целей), о которых шла речь во введении к этой книге. Сравнивая то, что Новгородцев и Кистяковский считали ключевыми элементами либерального учения, с тем, о чем говорилось во введении, можно рассматривать их деятельность как попытку объяснить российскому обществу важность западноевропейского либерального наследия. После Революции 1905 года Новгородцеву и Кистяковскому пришлось столкнуться с теми же фундаментальными дилеммами, которые встали перед всей либерально настроенной российской интеллигенцией. Как и другие либералы, они осознавали противоречие между декларируемыми ими призывами к мирным и постепенным реформам и той активной (и иногда и революционной) деятельностью, которой они занимались в ходе событий 1905 года. Кроме того, они задавались вопросом о том, действительно ли реформы станут лучшим гарантом свободы, или все это законотворчество окажется совершенно бесполезным без глубинных изменений в сознании отдельных людей. Выбор между внешней и внутренней свободой и путями развития России осложнялся еще и тем, что у революционных партий было свое активное видение свободы и равенства, а пространства для маневра между сторонниками правительства и радикалами было крайне мало.
Новгородцев и Кистяковский обладали достаточно широким кругозором, чтобы попытаться ответить на эти вопросы, и их вклад в интеллектуальное наследие российского либерализма не остался незамеченным. Статья Кистяковского «В защиту права», вышедшая в «Вехах», неоднократно удостаивалась похвалы со стороны многих исследователей: Л. Энгельштейн отметила, что его наблюдения, относящиеся ко взаимосвязи между дисциплиной и правом, дополняют концепцию Фуко [Engelstein 2009], а С. Хойман, биограф Кистяковского, назвала его провидцем, чье «современное учение о правах человека опередило Всеобщую декларацию прав человека на 43 года» [Heuman 1998: 2].
Столь же лестными словами отмечался и вклад в российскую либеральную теорию Новгородцева: его называли «самым последовательным и глубоким кантианцем в Московском психологическом обществе» [Poole 2003: 17] и человеком, который «возродил естественное право в России» [Nethercott 2010: 250].
С учетом важной роли, сыгранной обоими этими мыслителями в истории российского либерализма, в этой главе их учения будут проанализированы достаточно подробно. Хотя в своих философских взглядах и политических предпочтениях Кистяковский и Новгородцев не во всем были согласны друг с другом, оба придерживались неоидеалистического либерального мировоззрения и отличались от своих современников тем, что выступали в защиту эмпирической личности и признавали существование внутреннего конфликта между различными либеральными ценностями. Их интеллектуальное наследие демонстрирует одновременно и то, как вдумчиво они исследовали историю западного либерализма, и то, с какими трудностями им пришлось столкнуться при попытке перенести этот опыт на российскую почву.
5.1. Личная свобода и социальная справедливость: правовой социализм Кистяковского
5.1.1. Научно-философский идеализм
Кистяковский был представителем неоидеалистического направления в русской философии, однако некоторые аспекты его учения выделяют его на фоне современников[288]. Родившись в Киеве в семье профессора Киевского университета, Кистяковский с ранних лет интересовался правоведением (его отец – А. Ф. Кистяковский (1833–1885) – был юристом и криминалистом) и участвовал в украинском национальном движении. Отец Кистяковского, его дядя, В. Б. Антонович (1834–1908), впоследствии – его жена, М. В. Беренштам (1869–1932), – все были активными участниками украинского национального движения; на Кистяковского особенно большое влияние оказали идеи украинского автономиста М. П. Драгоманова (1841–1895), друга семьи, выступавшего за федерализм, конституционализм и социализм[289]. По мнению Хойман, именно связь с украинским национальным движением укрепила убежденность Кистяковского в том, что «в каждом обществе универсальные ценности и истины, такие как естественные права человека, должны быть сформулированы собственным социальным и политическим языком» [Heuman 1998: 2]. Участие в подпольных украинофильских кружках и возникший в юности интерес к марксизму привели к тому, что Кистяковского последовательно исключили из нескольких российских университетов и он был вынужден продолжить свое образование за границей [Василенко 1994]. В 1895 году он уехал в Германию и поступил на философский факультет Берлинского университета; это стало началом нового этапа в его интеллектуальном развитии.
К тому моменту, как Кистяковский начал свое обучение в Берлине, неокантианство уже утвердилось в качестве главного направления немецкой философии, и в большинстве немецких университетов кафедры философии возглавляли профессора, которые в той или иной степени разделяли неокантианское мировоззрение[290]. В Берлине учителем Кистяковского стал видный социолог Г. Зиммель (1858–1918); затем, после недолгой стажировки в Сорбонне, Кистяковский переехал в Страсбург, где в 1898 году защитил докторскую диссертацию под руководством одного из главных деятелей движения «Назад к Канту» – В. Вин-дельбанда[291]. Столь же сильное влияние на формирование взглядов Кистяковского в отношении демократического социализма оказала Марбургская школа неокантианства, возглавляемая Г. Когеном[292]. Хотя в 1899 году Кистяковский вернулся в Россию, его сотрудничество с немецкими учеными продолжилось и после этого: он регулярно проводил несколько месяцев в году за границей, поддерживая и укрепляя свои связи с европейскими научными кругами. Во время этих ежегодных поездок он часто останавливался в Гейдельберге, который был центром не только немецкой академической жизни, но и российской эмиграции; там он посещал пользовавшиеся большой популярностью семинары своего друга – неокантианца-государствоведа Г. Еллинека (1851–1911), встречался с М. Вебером и Виндельбандом, ставшим в 1903 году профессором Гейдельбергского университета [Василенко 1994:130][293]. Эта связь с академическими кругами Германии, а также периодическое дистанцирование от политической ситуации в России существенно повлияли
