Ханское правосудие. Очерки истории суда и процесса в тюрко-монгольских государствах: От Чингис-хана до начала XX века - Роман Юлианович Почекаев
Во-вторых, практически полное отсутствие монет с именем Тула-Буги как верховного правителя: известна только монета с его именем, чеканенная в Крыму в 686 г.х. (1287 г.), т. е. в начале правления [Марков, 2008, с. 15], вероятно с перспективой на скорое утверждение на курултае. В Поволжье же монеты, относившиеся к периоду правления Тула-Буги, чеканились без указания имени, а на последующих монетах крымской чеканки имя Тула-Буги чеканилось опять-таки вместе с именами Ногая и еще одного неустановленного эмитента [Пономарев, 2011, с. 187–188; Сингатуллина, 2003, с. 38].
В-третьих, постоянные походы Тула-Буги на Польшу, Венгрию и Иран, неоднократно служившие предметом исследования специалистов [Вернадский, 2000, с. 190; Веселовский, 2010, с. 162–164]. Несомненно, не будучи официально признанным в ханском достоинстве на курултае, он старался доказать свое право на трон как опытный и удачливый полководец – такое основание для претензий на трон, выделяющее претендента среди других равных ему по происхождению Чингисидов, и в самом деле могло стать доводом в пользу его утверждения [Султанов, 2021, с. 89]. Соответственно, становится понятной и та враждебность, которую Тула-Буга стал испытывать к Ногаю после неудачного окончания этих походов: он винил временщика в провале своих военных кампаний с целью, чтобы он, фактический правитель, так и не был избран в ханы.
Наконец, предположение о том, что Тула-Буга так и не стал ханом de jure, полностью объясняет, почему от его правления не сохранилось ни одного ярлыка.
Таким образом, вполне понятной становится готовность Тула-Буги прибыть на курултай, на котором он надеялся после улаживания конфликта с Токтой быть официально провозглашен ханом, что придало бы легитимность его правлению.
Однако события приняли совсем иной оборот. По прибытии Тула-Буги участники курултая во главе с Ногаем «принялись за беседы и совещания» [Тизенгаузен, 1884, с. 107]. Согласно Рашид ад-Дину, Ногай стремился усыпить бдительность Тула-Буги и его соправителей «умасливанием» [Рашид ад-Дин, 1960, с. 84], т. е., вероятно, на курултае стали обсуждать те вопросы, для решения которых участники официально и собрались, и царевичам всячески давали понять, что все решения будут приняты в их пользу. Это продолжалось, как повествует далее персидский историк, пока не прибыл Токта, который схватил и умертвил своих противников.
Однако версия Рукн ад-Дина Бейбарса содержит иное изложение событий. Согласно ей, Тула-Буга и его соправители были верхом, когда воины Ногая вышли из засады и по его приказанию стащили их с коней и связали. После этого временщик обратился к Токте со следующими словами: «Вот этот завладел царством отца твоего и твоим царством, а вот эти сыновья согласились с ним схватить и убить тебя. Я отдал их в твои руки; умертви их как хочешь» [Тизенгаузен, 1884, с. 108].
До сих пор исследователи не обращали внимания на то, что эти слова с формально-юридической точки зрения – фактически готовый судебный приговор. Таким образом, действия Ногая и Токты выглядят не просто как грубо организованная ловушка и спешное уничтожение политических противников, а как четко организованная процедура суда – над претендентом на трон, который, не будучи официально утвержден в ханском достоинстве, еще и совершил ряд деяний, за что подлежал ответственности.
Одно «постановление» Чингис-хана, которое приводит папский легат Иоанн де Плано Карпини, гласит: «всякого, кто, превознесясь в гордости, пожелает быть императором собственною властью без избрания князей, должно убивать без малейшего сожаления» [Плано Карпини, 2022, с. 148] (см. также: [Султанов, 2021, с. 64]). По всей видимости, именно в таком преступлении и обвиняли Тула-Бугу. Ногай, пользуясь своим положением «ака», мог присвоить себе полномочия судьи по данному делу, поскольку столь серьезные преступления всегда рассматривали только самые авторитетные царевичи. Например, в 1246 г., когда разбиралось дело Тэмугэ-отчигина, «Менгу-каан и Орда (старшие сыновья соответственно Тулуя и Джучи. – Р. П.) вели расследование и никому другому не давали вмешиваться» [Рашид ад-Дин, 1960, с. 119].
Итак, можно представить события, связанные со свержением Тула-Буги и приходом к власти Токты следующим образом. Токта обратился к Ногаю, являвшемуся «ака», т. е. старейшиной рода Джучидов (значимость которого в условиях, когда формально избранного хана в Золотой Орде не было, существенно возросла не только фактически, но и формально), с жалобой на то, что его родные и двоюродные братья намерены расправиться с ним. Ногай инициировал созыв курултая для рассмотрения этого конфликта, на который явились Тула-Буга и его соправители. Когда Токта со своими сторонниками прибыл к месту проведения курултая, временщик выдвинул против соправителей обвинение не только во вражде к Токте, но и в незаконном захвате власти. Подобные случаи в золотоордынском судебном процессе известны – например, в 1318 г. дело князя Михаила Ярославича Тверского, изначально представлявшее собой разбирательство его спора с московским князем Юрием Даниловичем, в дальнейшем превратилось в обвинение в нарушении вассальных обязательств против хана Узбека [Почекаев, 2022а, с. 184–200].
Таким образом, Тула-Буга, признанный незаконным правителем, был приговорен к смерти согласно установлениям Чингис-хана. Однако утвердить этот приговор должен был верховный правитель, каковым, вероятно, на этом же курултае был признан Токта: на это косвенно указывают слова Ногая о том, что Улус Джучи – «его царство» и что у него появляется право решать судьбу приговоренных – «умертви их как хочешь».
Последующее сообщение Рукн ад-Дина Бейбарса описывает казнь Тула-Буги и соправителей: «Им покрыли головы и переломили спины» [Тизенгаузен, 1884, с. 108]. Этот способ казни «без пролития крови», как мы уже отмечали, применялся в отношении членов ханского рода и высшей знати. И тот факт, что он был применен и в данном случае, на наш взгляд, опровергает представление о расправе Токты и Ногая с Тула-Бугой и его соправителями как о чем-то спешном и тайном: подобного рода церемонии проводились официально и публично, иначе вряд ли информатор египетского историка Бейбарса знал бы такие детали.
Наконец, нельзя не отметить, что после устранения Тула-Буги и его братьев Токта не развернул массовых репрессий против их приверженцев: ряд эмиров Тула-Буги были им казнены по приказу Ногая только два года спустя, в 1293 г. [Тизенгаузен, 1884, с. 108] (см. также: [Порсин, 2018в, с. 34, 47; Шпулер, 2016, с. 100]). Следовательно, организаторы переворота не опасались, что те выступят против них и обвинят в незаконном захвате власти. Это, по нашему мнению, также свидетельствует о том, что над Тула-Бугой и его братьями состоялся официальный суд, который завершился вынесением законного приговора, приведенного затем в исполнение.
Анализ всего вышеизложенного позволяет сделать следующие выводы:
– перевороту, организованному Ногаем и Токтой, была придана видимость законных действий, поскольку низложение Тула-Буги и его соправителей состоялось на курултае по итогам судебного разбирательства, формально проведенного с соблюдением всех необходимых процессуальных требований;
– в своих действиях заговорщики опирались не только на некие базовые принципы права, но и на практику проведения курултаев
