Ханское правосудие. Очерки истории суда и процесса в тюрко-монгольских государствах: От Чингис-хана до начала XX века - Роман Юлианович Почекаев

Ряд исследователей уже обращали внимание на то, что Ногай неоднократно намеревался организовать курултай и именно под предлогом его проведения он сумел заманить в западню Тула-Бугу, прибывшего в указанное место без войск [Порсин, 2018в, с. 43; Сафаргалиев, 1996, с. 325–326; Трепавлов, 2015в, с. 133; Узелац, 2015, с. 183]. Однако что же послужило поводом для созыва курултая? Почему Тула-Буга так легко позволил завлечь себя в ловушку, подготовленную Ногаем?
Как представляется, официальным поводом для проведения съезда золотоордынской знати стал конфликт между Тула-Бугой и его соправителями, с одной стороны, и царевичем Токтой – с другой. Согласно Рашид ад-Дину, именно Токта послал Ногаю сообщение, в котором писал: «Двоюродные братья покушаются на мою жизнь, ты же старший, я прибегаю к защите того, кто является старшим, дабы он поддержал меня и прекратил покушение родственников на меня». Подобные обвинения могли иметь весьма серьезные последствия даже для монархов и претендентов на трон и потому, несомненно, заслуживали рассмотрения на курултае. Так, потомки Угедэя на курултае 1251 г. были лишены права занимать престол, поскольку «преступив древний закон и обычай, не посоветовавшись с родичами, ни за что убили младшую дочь Чингиз-хана, которую он любил больше всех [своих] детей и называл Чаур-сечен» [Рашид ад-Дин, 1960, с. 80]. Поводом для суда над иранским ильханом Тохударом (Ахмадом), завершившегося его низложением и казнью, послужило намерение ильхана схватить своего племянника, царевича Аргуна, и лишить его владений [Рашид ад-Дин, 1946, с. 111].
Неудивительно, что Ногай, в свою очередь, обратился к Тула-Буге с призывом: «Ваше благо – в мире, устройте курилтай, чтобы я дал вам мир» [Рашид ад-Дин, 1960, с. 83, 84]. Как видим, источник содержит четкое сообщение о курултае. А конфликт представителей правящего рода был достаточно значимым поводом для его созыва, поскольку подобные раздоры воспринимались не просто как семейные ссоры, а как события политического значения, ибо могли привести к прямому военному противостоянию (о котором, кстати, упоминают и русские летописи, и Абу-л-Гази-хан).
Предупреждение конфликтов и обеспечение порядка и законности в государстве рассматривались в числе главных целей курултая. Этому вопросу посвящен, в частности, один из биликов Чингис-хана, а его преемник Угедэй порой созывал курултаи для того, чтобы лишний раз напомнить родичам о законах и необходимости их соблюдать [Рашид ад-Дин, 1952б, с. 260; Рашид ад-Дин, 1960, с. 35]. Попыткой примирить враждовавших членов ханского рода, по сути, стал и знаменитый Таласский курултай 1269 г., с которым принято связывать распад Монгольской империи и провозглашение самостоятельности Золотой Орды [Рашид ад-Дин, 1946, с. 70–71].
Согласно обычаю, созвать курултай и руководить его работой мог либо хан, либо старейший член правящего рода [Султанов, 2021, с. 66–67]. Исследователи неоднократно отмечали условность и относительность статуса старейшего члена правящей династии «ака», обоснованно указывая на то, что он далеко не всегда был именно старшим по возрасту или даже в семейной иерархии [Порсин, 2015, с. 47–48; Федоров-Давыдов, 1973, с. 72]. Неслучайно Токта, опасаясь, что родственники расправятся с ним, сначала бежал не к Ногаю, а к Билыкчи – сыну Беркечара [Рашид ад-Дин, 1960, с. 83] и, соответственно, внуку Джучи, чьим правнуком был Ногай. Возможно, именно Билыкчи Токта поначалу призывал созвать курултай и лишь затем обратился к Ногаю – по причине либо отказа, либо смерти первого.
Вместе с тем мы не случайно обратили внимание на то, что золотоордынский временщик фигурирует как «ака» уже в письме вышеупомянутого ильхана Тохудара 1283 г. [Pfeiffer, 2006, р. 189] (см. также: [Порсин, 2015, с. 48]). А.А. Порсин предполагает, что Ногай мог считаться старейшиной Джучидов, будучи потомком самого старшего по возрасту из сыновей Джучи – Бувала [Порсин, 2015, с. 49]. Однако более убедительной представляется версия В.В. Трепавлова об особом статусе Ногая как беклярибека – соправителя хана в качестве предводителя правового крыла Золотой Орды [Трепавлов, 2015в, с. 130]. Таким образом, его право созвать курултай выглядит вполне законным. Более того, именно ему, как старшему, могло принадлежать право разбора конфликта между Тула-Бугой и Токтой и вынесения по нему решения.
Однако съезд чингисидской знати традиционно должен был проходить в ханской ставке, которая в это время, по-видимому, контролировалась Тула-Бугой и его соправителями, имевшими, как уже отмечалось, в своем распоряжении войска для готовящегося противостояния с Ногаем. Временщику было необходимо провести курултай на своей территории. И он прибег к тому же способу, которым и ранее пользовались некоторые Чингисиды: притворился настолько тяжело больным, что приезд в ханскую ставку был бы для него просто-напросто невозможен. Как известно, к аналогичному способу в 1249 г. прибег золотоордынский правитель Бату, не пожелавший ехать на курултай для избрания нового хана в Монголию: он объявил, что у него болят ноги, и пригласил потомков Чингис-хана и знать на курултай в собственные владения [Джувейни, 2004, с. 403; Рашид ад-Дин, 1960, с. 129–130]. Ногай же притворился, что у него горлом идет кровь, сымитировав, по мнению А.А. Порсина, симптомы легочной чумы, а то, что Тула-Буга с соправителями так легко поверили в его болезнь, объясняется ее распространением среди ордынских воинов во время недавних походов на Польшу и Венгрию [Порсин, 2018б, с. 69].
Тем не менее готовность Тула-Буги и его соправителей, к этому времени практически не скрывавших враждебности к Ногаю, прибыть на организованный им курултай все еще нуждается в объяснении. Убедительным представляется мнение А.А. Порсина, предположившего, что Тула-Буга в течение всего своего правления так и не прошел церемонию интронизации на курултае. Правда, Е.П. Мыськов считал, что такая церемония состоялась, ссылаясь на сообщение Рукн ад-Дина Бейбарса о том, что, когда Туда-Менгу отрекся в пользу своего племянника Тула-Буги, «согласились с ним жены, братья, дяди, родственники и приближенные» [Мыськов, 2003, с. 126; Тизенгаузен, 1884, с. 105]. Однако в данном случае речь, по-видимому, идет всего лишь об одобрении Тула-Буги как претендента на трон «семейным советом», дающем основание представить его кандидатуру для утверждения на курултае: именно такую процедуру в свое время проходили монгольские ханы Угедэй, Гуюк, Мунке и др. Сам же курултай с избранием Тула-Буги не упоминается.
Подобная гипотеза позволяет объяснить и другие необычные эпизоды, связанные с правлением этого Джучида в Золотой Орде.
Во-первых, столь странную форму правления, как соправительство с родным братом Кунчеком и двоюродными – Алгуем и Тогрулом [Ахари, 1984, с. 94; Рашид ад-Дин, 1960, с. 83]. В иностранных письменных источниках Тула-Буга назван императором, т. е. ханом [Pelliot, 1949, p. 66], однако, например, францисканцы, лично бывавшие в Золотой





