Златая цепь на дубе том - Акунин Борис Чхартишвили Григорий Шалвович
Петр видел в Европе газеты — и в 1702 году тоже завел это диво: листок «Ведомости о военных и иных делах». Это, правда, была не вполне пресса, скорее правительственный информационный бюллетень, но выглядел он прямо как настоящая газета. Поначалу приходилось раздавать эту непонятную диковину бесплатно.
В 1724 году царь велел открыть и Академию — вроде той, какую видел во Франции. Но русская «Академия де сиянс» была чем-то вроде пансиона, научными изысканиями на первых порах она не занималась.
Если представить петровскую Россию в виде человеческой фигуры, то ее маленькая голова (дворянство) была в треуголке и парике, с выбритой физиономией, но огромное тело так и осталось в заплатанном крестьянском армяке да в лаптях. Так оно будет и потом: европейской станет лишь социальная верхушка, глубже эта культурная трансформация не проникнет.
Глава четвертая
ОТ САМОДЕРЖАВНОЙ ИМПЕРИИ К САМОДЕРЖАВНО-ДВОРЯНСКОЙ
ОСНОВНОЕ
Переустройство государства, возвращение к изначальной, «ордынской» модели, произведенное Петром Первым, имело разнообразные исторические последствия — как временные, так и перманентные. К числу последних относится, прежде всего, превращение страны в военную империю, которая будет постоянно стремиться к экспансии, а также восстановление ситуации, при которой жизнь страны очень сильно зависит от личных качеств монарха.
Последствия относительно краткосрочные являлись побочным эффектом петровских оплошностей и «недоработок». Самой критической из них была неопределенность принципа передачи власти. Это привело к череде политических потрясений и даже дворцовых переворотов. Другой проблемой постпетровского периода была архаичность тотального вертикального управления в духе Ивана III, когда абсолютно все мало-мальски важные решения принимались только самим правителем. Страна слишком разрослась, и ее общественно-государственное устройство слишком усложнилось, чтобы можно было управлять столь обширным пространством из «ханской юрты». Эту проблему отчасти решит следующий после Петра реформатор, верней реформатора — Екатерина Вторая, которой придется существенно модифицировать систему.
Но между двумя монархами, которых нарекли «великими», было несколько монархов совсем невеликих, и в эту промежуточную эпоху страна более или менее топталась на месте.
Первый постпетровский период (1725–1740) можно назвать «нервным временем». Страну после долгих потрясений лихорадило, особенно в верхнем эшелоне общества. Власть часто сменялась, причем скандальным, а то и насильственным образом — посредством заговоров и переворотов.
Расскажу об исторически малоинтересной эпохе (1725–1762) коротко, фиксируясь лишь на самом важном.
Екатерине I, вдове Петра, которая была безродна и к тому же иностранка, удалось прийти к власти лишь при поддержке гвардейских офицеров, что создало чрезвычайно опасный прецедент. Потом в течение целого века столичное офицерство являлось серьезной силой, которая не только охраняла трон, но и представляла для него угрозу, как в конце семнадцатого века стрельцы, а перед тем стихийная московская «площадь». Последний по времени инцидент подобного рода — восстание декабристов 1825 года — тоже было путчем столичного гарнизона.
Царствование первой Екатерины, само по себе бездеятельное, зародило еще один знаменательный феномен: ввело в норму женское правление — то, что еще сорок лет назад, при Софье, воспринималось как аберрация. Российское восемнадцатое столетие, послепетровскую его часть, называют «веком женщин». Все основные события произошли при монархах женского пола: было четыре императрицы и одна регентша.
Особенностью этой формы правления стал фаворитизм. В политике важную роль теперь играли люди, к которым очередная императрица была лично привязана. Отличие от ситуации предыдущего женского правления, при царевне
Софье, заключалось в том, что ее любимец Василий Голицын официально возглавлял правительство, а в восемнадцатом веке самый влиятельный мужчина страны мог никакого особенно заметного места и не занимать — во всё вмешиваться, ни за что не отвечая. Поэтому большое значение приобрел вроде бы совсем частный фактор: каких мужчин предпочитает данная государыня — умных или красивых. Даже у великой Екатерины здесь случались осечки.
Еще одна новая коллизия, возникшая из-за инициированного Петром массового притока иноземных специалистов, главным образом германского происхождения, а также вследствие присоединения балтийских провинций с их остзейским дворянством, может быть названа «Русские и Немцы». Между природной русской аристократией и иноземцами несколько десятилетий шло соперничество.
Внешняя политика России в послепетровские годы была непоследовательной и «реактивной», то есть реагировала на события, а не инициировала их. Именно таковы, например, были все войны императрицы Анны.
Во внутриполитическом смысле самым примечательным процессом середины столетия было форсированное восстановление сакраль-ности царской власти — при помощи запугивания населения и резкого увеличения расходов на пышность императорского двора. Однако внушить трепет перед троном было непросто, поскольку монархи сидели на нем непрочно и неподолгу.
Это положение изменилось в довольно продолжительное царствование Елизаветы (17411761), которое иногда называют «сонной эпохой». Императрица не любила заниматься государственными делами, ее главный фаворит Разумовский тоже был бонвиваном, новшества не приветствовались, решения принимались небыстро — и всё это, как ни странно, пошло России на пользу. После полувекового мучения и разорения, вызванного сначала петровскими судорожными начинаниями, а затем чехардой быстро сменяющихся временщиков, спокойная, размеренная жизнь позволила стране восстановить силы. Повысилась рождаемость, сократился объем недоимок, вечное ярмо нищего народа.
Довольно долго — по меркам милитаризированной империи — обходилась Россия и без войн.
Но положение обязывало. В мире назревал мегаконфликт, вызванный с одной стороны колониальным соперничеством Англии и Франции, а с другой — притязаниями новой державы Пруссии, которая стремилась вырвать у Австрийской империи первенство в германском регионе.
При Елизавете внешний курс России определял канцлер Алексей Бестужев-Рюмин, державшийся проавстрийской и следовательно антипрусской ориентации. Поэтому страна оказалась втянута в большую европейскую войну 17561763 годов. Если Петр I воевал, чтобы получить жизненно необходимый выход к морю, то теперь резоны были скорее статусные: великая империя не могла остаться в стороне от великих событий.
Война шла трудно, обходилась дорого, и сменивший Елизавету на престоле Петр III сразу же подписал мир. Впоследствии этого сначала убитого, а затем посмертно опороченного царя осуждали за проявленную слабость, но в 1761 году все вздохнули с облегчением, да и воцарившаяся полгода спустя Екатерина не выказала желания вновь взяться за оружие, хотя европейская война все еще продолжалась.
С восшествием на престол Екатерины II в России после 37-летней передышки опять началась великая эпоха.
Чтобы период национальной истории оказался великим, то есть сопровождался рывком в развитии, необходимы два условия: во-первых, готовность страны к подобному прорыву и, во-вторых, наличие лидера или лидеров, способных возглавить и направить это движение.
Первое условие к началу 1760-х годов в России вполне созрело, а пожалуй, что и перезрело. Бывшее московское царство превратилось в империю уже несколько десятилетий назад, и за это время новая государственная система, изжив петровские эксцессы и залечив травмы, вполне утвердилась. Если развитие замедлилось, то лишь из-за того что вторая нога хромала: русские самодержцы и самодержицы по масштабу личности не соответствовали потенциям великой державы, раскинувшейся от Балтики до Берингова пролива и окруженной либо слабыми соседями, либо весьма условными границами.
