Королева моды: Нерассказанная история Марии-Антуанетты - Сильви Ле Бра-Шово

Независимо от стилистических изменений, которые претерпевало платье а-ля франсез, оно надевалось поверх обычного корсета из китового уса разной жесткости, а также с панье различных размеров. Самое компактное панье называлось de considération (для соблюдения приличий). Среди платьев а-ля франсез, принадлежавших дофине, некоторые описаны как «закрытые» (вероятно, благодаря комперам), другие же оснащены стомаками, которых в описи ее дамы гардероба упоминается около дюжины. Большинство платьев изготовлено из традиционных богатых шелковых тканей с узорами, часто дополненных вышивкой: гродетур, пекин, гургуран, дофин, различные виды тафты, а также несколько отрезов очень дорогого дамаста в старинном стиле. Можно заметить появление более легких тканей и современных украшений, пусть и в небольшом количестве: например, упоминается платье цвета гвоздики, отделанное серебряным газом, что отражает новые модные тенденции и предвещает развитие будущего гардероба Марии-Антуанетты.

В инвентаре также упоминаются несколько карако – неофициальных жакетов. Существовало две версии этого элемента одежды. Одна напоминала платье а-ля франсез, укороченное до линии бедер, вероятно, именно такое и носила Мария-Антуанетта. Вторая версия не имела знаменитых складок Ватто и представляла собой облегающий корсаж, дополненный широкими басками. Их немного, и это значит, что фантазии в гардеробе отводилось мало места, если только сама дофина намеренно не пожелала оставить некоторые экземпляры. На тот момент ее это еще устраивало…

Недобросовестная конкуренция

Если судить по портрету Франсуа-Юбера Друэ, написанному в 1773 году, гардероб дофины был освежен и значительно обновлен, но все еще оставлял желать лучшего в плане актуальности. Этот художник в возрасте ранее служил придворным живописцем маркизы де Помпадур, а затем стал портретистом графини Дюбарри. Годом ранее по просьбе Людовика XV, стремившегося сохранить мир между «богинями» Версаля, Друэ написал портрет Марии-Антуанетты в аллегорическом образе Гебы, богини юности, одновременно изобразив графиню Дюбарри как Флору, покровительницу цветов. Несмотря на мнение, что портрет слабо передавал сходство, он снова запечатлел лицо дофины в работе, представлявшей ее по пояс в церемониальном наряде, для которого она, скорее всего, не позировала лично. В подобных случаях наряды предоставлялись художнику службой гардероба. В статичной позе, с безжизненно опущенными руками, Мария-Антуанетта изображена в, безусловно, роскошном, но давно устаревшем церемониальном туалете, где старомодные кружева так же унылы, как и выражение ее лица, покрытого толстым слоем румян. Великолепное бриллиантовое колье, тесно охватывающее шею, только усиливает впечатление натянутости, скрывая ее естественную грацию. Для сравнения: ее невестка, Мария-Жозефина Савойская, известная своей невыразительной внешностью и отсутствием изящества, на портрете того же Друэ выглядит гораздо более привлекательно в ярком церемониальном наряде розового цвета, украшенном ослепительно-белыми, исключительно модными кружевами.

Внучка Карла-Эммануэля, короля Сардинии и герцога Савойского, вышла замуж за графа Прованского 14 мая 1771 года, ровно через год после свадьбы Марии-Антуанетты. Скандал с хищением приданого дофины, просочившийся через некие тайные каналы, возможно, даже через Вену [49], привлек внимание искусного монарха. Он решил выяснить, идет ли речь о случайности или подобная практика «будет соблюдаться впредь». Учитывая сложности, с которыми столкнулась императрица, в переговорах он проявил осторожность, чтобы избежать недоразумений и ненужных трат для обеих сторон. Таким образом, Версаль сохранил полный контроль над приданым, а дед невесты взял на себя часть расходов с условием, что оно не перейдет даме гардероба до того, как его внучка сможет им воспользоваться. Это была отличная идея, так как одновременно восстанавливался ритуал передачи приданого на границе, неосмотрительно нарушенный годом ранее Марией-Терезией. Прибыв в Пон-де-Бовуазен, Мария-Жозефина, с заранее удаленными волосами (они были очень темными), надушенная и тщательно прихорошившаяся для Франции, облачилась в соответствии с традициями Версаля в церемониальный наряд из серебряной ткани с вставками розовых пайеток. Это соответствовало всем требованиям протокола, «соблюдение которых в глазах публики ожидалось от представителей обеих династий» [50]. Мало-помалу ей предоставляли первые элементы ее приданого по мере необходимости, а остальное ожидало ее в Версале. Великолепный гардероб был составлен с особой тщательностью ее фрейлиной, графиней де Валентинуа, которая близко дружила с графиней Дюбарри. Приданое стоимостью 575 000 ливров значительно превышало расходы дофины с момента ее прибытия в Версаль. Шелковые ткани, поставленные торговцем Баффо, оценивались в 150 886 ливров, а за одну только вышивку серебряной сетки для церемониального свадебного наряда, украшенного букетами и гирляндами с блестками, модистка мадемуазель Александр выставила счет на 9900 ливров. Церемониальный наряд из белого шелка гроденапль, расшитый серебром, украшенный розами, гвоздиками, кистями и золотыми бахромками, с букетом сирени на декольте обошелся в 11 800 ливров [51]. В сентябре 1770 года Мерси-Аржанто предупредил императрицу, написав: «Здесь уже заняты поисками средств, чтобы придать мадам графине Прованской как можно больше блеска». К этим изощренным интригам добавился скандал с распределением покоев, упомянутый ранее. В благодарность за преданность мадам Валентинуа была повышена до фрейлины новой графини. В то время как верность семьи де ла Вогийона фаворитке была вознаграждена назначением герцогини Сен-Мегрен на должность дамы гардероба – той самой, которую мадам де Виллар так и не смогла определить к дофине. Так обстояли дела «в этой стране». На следующий год, после того как Людовик-Август и Мария-Антуанетта резко раскритиковали герцога де ла Вогийона за его безобразную слежку, он, как говорят, скончался от огорчения через пять дней. В Версале его смерть не вызвала ни малейшего сожаления.

Пока что, несмотря на горести, которые она не забыла, дофина хорошела и наблюдала. Та, кого в свое время брат Иосиф называл «ветреной головушкой», строила свое будущее в окружении, отравленном интригами. Тонко понимавшая, как утверждала ее мать, суть и характеры людей, она терпеливо ждала своего часа. Оставалось совсем немного до начала ее жизни в качестве королевы. Когда момент настал, молодая женщина больше не пожелала участвовать в невыносимой игре «дрязг этой страны» [52]. Наделенная новой властью, она при первой же возможности стремилась вырваться из своей удушливой золотой клетки и, не предвидя последствий, жила «ничего не планируя, ибо единственный замысел, который ее занимал, был избавиться от обычаев и ограничений своего положения, которое она могла поддержать с полным достоинством, если хотела; но чаще всего она не желала этого» [53].

3 Да здравствует король!.. И королева

Наш друг, наш молодой монарх,

Как настоящий Телемах,

Наставником своим избрал ученость,

Советником – годами умудренность.

Он чист душой и скромен,

К тому же экономен.

Супруга его – нежность,

Подруга его – честность.

Французы все на свете

Ему совсем как дети.

Неужто королю под стать

Сей кроткий облик примет знать?[9]

Тайные мемуары, или Записки наблюдателя. 1 октября 1774 года

Мужчина и женщина своего времени, король и королева из другой эпохи

10 мая 1774 года Людовик XV скончался в Версале от осложнений оспы. В тот же миг дофин Людовик-Август стал Людовиком XVI, а Мария-Антуанетта – королевой Франции, иными словами, супругой короля. Согласно протоколу, монарх не мог оставаться под крышей дома, где находился умерший, поэтому, чтобы избежать риска заражения, королевская семья была перевезена в замок Шуази. Ему не исполнилось еще и 20 лет, а ей было 18 с половиной. В глазах народа они олицетворяли надежду, конец правления Людовика XV, который давно перестал быть «возлюбленным». Пойдя навстречу Марии-Антуанетте, Людовик XVI немедленно отправил графиню Дюбарри в аббатство Пон-о-Дам. Этот символический акт не имел последствий для государства, но способствовал удовлетворению самолюбия королевской жены, а также ознаменовал завершение эпохи скандалов. Четыре года после свадьбы, несмотря на трудности в интимной жизни, супругов связывала «хорошая дружба». Вступив на престол, Людовик XVI, осознававший характер Марии-Антуанетты, ее недовольство и подозрения, которыми она окружена, возможно, желая наконец покорить ее сердце, предоставил ей полную свободу в выборе окружения. В июле он подарил ей Трианон, очаровательный жест, который, по мнению бдительной императрицы Марии-Терезии, был уместен, если дворец «не станет поводом для слишком больших расходов и расточительства» [1].