Златая цепь на дубе том - Борис Акунин
Тактическое мастерство, самая сильная черта Владимира Путина, — тоже следствие профессиональной выучки. Однако оборотной, слабой стороной этой школы является стратегическая несостоятельность. В этом смысле Путин — антипод Сталина. Тот зорко видел дальние цели, но часто ошибался в тактике, что стоило стране огромных жертв. Этот ловок на коротких дистанциях и умеет достигать ближних целей, однако горизонт планирования обычно невысок, а иногда и чреват неожиданными для самого правителя последствиями. Здесь просматривается особенность «спецслужбистского» сознания. Офицеру КГБ не полагалось вырабатывать стратегии и вообще формировать политику — лишь находить способы для выполнения задания. И когда Путин оказался в положении главы государства, которому необходимо мыслить стратегически, он продолжал действовать так же: идти от одной конкретной, близко видимой цели, к другой. Политические взгляды этого человека очень резко менялись в зависимости от конъюнктуры — всегда определялись ею. Вначале это был твердый сторонник советской идеи. Развалился СССР — стал столь же твердым демократом, единомышленником либерального петербургского мэра А. Собчака. Попав в окружение Ельцина, стал «мягким ястребом». Получив в руки всю полноту власти, принялся демонтировать демократические институты. Неудивительно, что даже в зрелую пору путинизм как идеология до такой степени аморфен. Хорошие тактики не бывают идеологами.
Если всё же попытаться вычислить систему убеждений Путина (за вычетом намерения пожизненно властвовать), похоже, что ее определили два потрясения, два жизненных краха. Первым стал распад империи, перечеркнувший и обесценивший всю первую, гебешную карьеру Путина. Вторым — поражение его шефа Собчака на губернаторских выборах 1996 года. В обоих случаях честолюбивый и мотивированный карьерист остался у разбитого корыта, лишившись всего, чего с таким трудом добился. Восстановление империи и упразднение «электоральной лотереи» — вот два пусть не идеологических, но явно доминирующих мотива путинизма как политического движения.
В этом смысле примечателен подбор российских правителей, которым Путин симпатизирует и с которыми, очевидно, себя соотносит. Ощутив свое величие, Путин проникся интересом к истории, что само по себе полезно и похвально, однако извлекает из нее лишь уроки, подтверждающие его правоту. Интересно, что ни Петр Великий, ни парижский триумфатор Александр I к числу путинских фаворитов, похоже, не относятся. Первый, вероятно, чересчур увлекался «Западом», а второй был слишком либерален. Не заметно в официальной историографии, очень чутко реагирующей на пристрастия диктатора, и умиления перед Николаем I, хотя его методы управления были очень похожи на путинские. Должно быть, мешает бесславный конец николаевского царствования — поражение в Крымской войне. Эта историческая параллель вредна и неприятна. Зато Путину мил Александр III с его консервативной «стабильностью» и державностью. Когда после начала украинской агрессии внутренняя политика ужесточилась и перешла на этап «закручивания гаек», вдруг вошел в моду Иван Грозный. Оказывается, он вовсе не был таким уж зверем, это всё либеральные западнические наветы. Полоумному царю-садисту в России стали возводить памятники. А совсем недавно, в парадном фильме, посвященном 25-летию путинского правления, диктатор произнес интересные слова: «Как только Иван IV, Иван Грозный, сказал: «Нет, мы остаемся православными», сразу возникла легенда о том, что он жестокий тиран, что он вообще сумасшедший». Это очень похоже на то, как ассоциировал себя с Грозным товарищ Сталин — только тому не было дело до православия. Напомню также, что царю Ивану принадлежит зловещая заслуга создания первой российской спецслужбы — Опричного корпуса. К той же линии следует отнести и реабилитацию самого Сталина, жестокость которого теперь трактуют как государственную необходимость.
Если продолжить тему дефектов, еще одной приметой путинского стиля правления является очень слабая пиар-составляющая, неумение «вызывать любовь народных масс». Этот род навыков не относится к числу «спецслужбистских» forte. Владимир Путин любит устраивать очень длинные пресс-конференции и демонстративные общения с «простым народом», но получается у него довольно неуклюже. В настоящей электоральной борьбе он выглядел бы бледно. Это одна из причин, по которым все его предвыборные кампании проходили без реальной конкуренции, а также причина того, что он не удержался в облике «спин-диктатора», строящего власть на ха-ризматике и популизме, а был вынужден перейти к формату классической жесткой диктатуры и полицейского государства. Первоначальные попытки завоевать симпатии среднего класса, который в 2000-е годы считался главным благополучателем тучного нефтяного десятилетия, были наивны и беспомощны.
Путин нырял в акваланге на морское дно, обнаруживая там греческие амфоры — это должно было понравиться «культурной публике», но она, неблагодарная, обращала внимание на то, что сосуды за все века почему-то не обросли водорослями.
Демонстрируя спортивность и любовь к животным, президент играл перед камерами в бадминтон, а вокруг бегала собака. (В интернете появилось множество сатирических картинок и стишков).
Главным подвигом стал полет на дельтаплане со стаей редкой породы журавлей-стерхов (их надо было от чего-то спасти) — очень современно и экологично. Наградой был всеобщий смех.
После того как в 2011–2012 гг. городской средний класс выступил против своего «благодетеля», Путин передумал заигрывать с этой ненадежной стратой общества и стал делать ставку на популизм самого низкого пошиба — и опять-таки не сказать, чтобы успешно. Всенародно любимым лидером он безусловно не является. Впрочем пиар-составляющая в основном делегирована цеху пропагандистов, которые с этой работой тоже справляются неважно, ибо выполняют ее не столько для «широких народных масс», сколько для Главного Зрителя. Телерейтинги самых продвигаемых звезд пропаганды очень невысоки — примерно так же было в Советском Союзе в его закатные годы, когда телезрители просто переключались с официоза на другие каналы.
Пожалуй, в Путине есть только одна черта, выпадающая из паттерна. Выходцы из тайной полиции обычно приземлены и равнодушны ко всяческой метафизике, российский же президент обнаруживает явные признаки мистического сознания. Он демонстративно религиозен: отстаивает молебны, крестится на камеру, посещает святые обители. Перед въездом в Кремль по его приказу в 2016 году установлен огромный памятник тезке — Святому Владимиру, крестителю Руси.
Путин благоговейно рассказывает, как в 1996 году, когда после петербургской выборной катастрофы он всего лишился, еще одним ударом стал пожар в загородном доме, где жила семья. Сгорело всё дотла — что выглядело символичным завершением карьерного краха. И столь же символичным стало то, что погорелец на пепелище нашел свой нательный крестик, чудесным образом не расплавившийся. Вскоре после этого знака свыше у Путина начался новый взлет.
Мистический поворот сознания, вероятно, произошел после череды случайных событий, которые в конце девяностых, за очень короткий срок, вознесли Путина от обломков петербургского кораблекрушения к президентскому креслу. Так совпало: наверху один за
