Морские пираты: от Средневековья к современности - Виктор Федорович Сидорченко
Таким образом, можно говорить о специфической форме имущественных отношений, предметом которых было внедоговорное изъятие части имущества, обусловленное фактом сохранения его от воздействия морской опасности. Это особое правоотношение выросло из древнего пиратского права на возмездие и из ранних обычаев берегового права, позволяющих спасателям-пиратам присваивать все имущество. Количественно-качественная модификация принципа присвоения привела постепенно к формированию концепции приобретенного специального права (d’acquisition special a ce dtoit)[72].
B зарубежной литературе концепция приобретенных прав строится в большинстве случаев на использовании положений гражданского права о бесхозяйном имуществе. Например, французский юрист П. Гресп писал: «Приобретенные права на обломки кораблекрушения должны соответствовать основным принципам гражданского права и общим принципам права вообще»[73]. Однако Д. Даньон, напротив, считает, что недопустимо распространять положения гражданского права о бесхозяйном имуществе на остатки кораблекрушения, ибо «специфичность морских условий исключает указанную правовую аналогию»[74]. По мнению французских юристов Ж. Планьола и Дж. Рипера, любые обломки кораблекрушения представляют собой res nulis и должны быть предоставлены в полное распоряжение спасателя (или государства), если собственник не знает, где они находятся, или не откликается на извещение об их сохранении[75]. B тех случаях, когда собственник предъявляет требование о возврате имущества, последнее должно быть возвращено ему, если только не может быть применен срок давности владения (например, 30 лет во Франции)[76]. Считая, что указанная аналогия между обломками кораблекрушения и бесхозяйным имуществом не может исчерпывающе объяснить причину присвоения государством сохраненного после аварии имущества, итальянские юристы исходят из аналогии оснований прав спасателя на вознаграждение и прав государства на бесхозяйное имущество, ибо последнее становится объектом прав лишь после сохранения его от гибели[77]. Так, Д. Даньон пишет, что государство приобретает право на оставшуюся невостребованной часть имущества «на тех же правовых основаниях, что и спасатель», т. е. это право государства может быть объяснено «передачей ему прав, естественно принадлежащих спасателю»[78].
Трактуя факт спасения не только как реализованную необходимость предотвращения гибели имущества, но и как результат действия лица, воля которого совпадает с подразумеваемой волей отсутствующего собственника, некоторые зарубежные авторы делают вывод, что наличие вещественных результатов действий управомоченного лица (спасателя) создает ему право на всю сумму полезных последствий, если не появится собственник сохраненного имущества. Порядок присвоения государством доли отсутствующего собственника бесхозяйного имущества является лишь декретированной формой передачи спасателем части своих прав государству. Отсюда следует, что присвоение может быть распространено только на то имущество, которое является или считается ничейным[79].
Как видно из изложенного, оба варианта истолкования «приобретенных прав» основаны на подразумеваемой посылке, что спасатель имеет право на значительную часть спасенного имущества, хотя цель построения указанных конструкций как раз в том и состояла, чтобы вскрыть сущность и генезис этой посылки, а не комментировать ее применение во взаимоотношениях спасателя (и пирата) с феодалом-посредником или государством. Кроме того, оба варианта истолкования построены с нарушением принципа историзма – использованием современных гражданско-правовых положений, регулирующих статус бесхозяйного имущества, хотя призваны служить ключом к пониманию явлений многовековой давности. Наконец, речь в них идет только о части имущества, превышающей спасательное вознаграждение, хотя именно вознаграждение спасателей (добыча спасателей-пиратов) является интересующим нас объектом. Следовательно, концепция «приобретенных прав» должна строиться на иных теоретических началах.
Действительный генезис приобретенных прав следует искать не в современных правовых институтах, а в сущности права возмездия и берегового права того периода феодализма, когда враждебное отношение ко всем чужим лицам и их имуществу (право возмездия) и право собственности на все плоды земли, включая богатства недр и имущество, привнесенное извне (береговое право), было основным материальным источником воспроизводства и даже сохранения жизни. Присваивая остатки кораблекрушения, спасатель-землевладелец осуществлял свое право на «плоды земли», а не право на вознаграждение за спасение. Присваивая остатки потерпевшего аварию судна и груза, принадлежащего чужестранцам, береговой житель (он же пират) осуществлял свое право возмездия, ибо знал, что если он окажется в таком же положении вблизи чужих берегов, то и его имущество будет беспощадно разграблено, а сам он, вполне возможно, будет убит или продан в рабство.
Однако постепенно, в результате борьбы с судовладельцами и грузовладельцами, право присвоения остатков кораблекрушения стало ограничиваться лишь частью сохраненного после аварии имущества, трансформировавшись формально из права, основанного на землевладении и возмездии в отношении чужестранцев, в право, основанное на факте сохранения имущества после аварии. Ho экономическая сущность его – право на присвоение значительной части чужого имущества – оставалась неизменной. Все последующие модификации приобретенных прав не затрагивали этой части их экономической сущности. При этом следует отметить, что речь идет о легальном вознаграждении за сохранение остатков кораблекрушения, которое стремились заработать как честные спасатели, так и спасатели-пираты, для которых указанный способ приобретения вознаграждения был одним из способов приобретения пиратской добычи. Вместе с тем они не упускали ни одной возможности присвоить все имущество, а не только законную его часть, не говоря уже о том, что в ряде регионов (Африка, Южная Азия, Америка, острова Океании и др.) береговые пираты нередко убивали членов экипажа и пассажиров или обращали их в рабов и присваивали все сохраненное после аварии имущество.
B то же время наряду со своеобразным симбиозом архаичного права возмездия и феодального берегового права в отдельных европейских странах встречались попытки более детального и прогрессивного регулирования отношений по сохранению имущества, потерпевшего кораблекрушение на море. Например, Прусский кодекс 1620 г. (ст. 45), Ордонанс короля Филиппа II в 1563 г. во Франции (ст. 10–12) и др. предоставляли право определения размера вознаграждения за сохранение судна и груза от опасности специальным судам[80]. Однако законодательные эксперименты такого рода в большинстве случаев оказывались недолговечными и нежизненными, ибо не были обусловлены сущностью все еще сохраняющихся феодальных общественных отношений как основных, первоначальных, определяющих все остальные отношения. При феодализме силы, заинтересованные в развитии торговли и обеспечении безопасности судов и грузов на море, были значительно слабее сил, заинтересованных в сохранении существующего порядка. Понадобились определенное количественное накопление новых рыночных отношений в недрах феодализма и буржуазные революции, чтобы расчистить путь к новым правовым формам.
Для рассматриваемого периода истории правового института охраны человеческой жизни и имущества на море типичным является сохранение от гибели обломков кораблекрушения или выброшенных на скалы судов и грузов, т. е., по принятой в настоящее время правовой классификации возмездных услуг, это было возвращение утраченного (recovery). Особенностью было то, что в роли спасателей чаще выступали пираты, нежели законопослушные спасатели. Что касается спасания оставленных экипажами судов – «чистого
