Морские пираты: от Средневековья к современности - Виктор Федорович Сидорченко
3. Береговое право и пиратство на начальном этапе современности
Разложение берегового права, являвшегося разновидностью легализованного берегового пиратства, началось еще в эпоху Средневековья, когда в развитых морских центрах Европы стали складываться прогрессивные обычаи, учитывающие интересы судовладельцев и торговцев, капитанов и экипажей судов. Все средневековые своды обычаев предоставляли судовладельцам и грузовладельцам право на часть их собственного имущества, сохраненного после кораблекрушения на береговых скалах.
Однако было бы неправильно думать, что феодалы добровольно отказывались от ряда своих прав на присвоение части чужого имущества. Они вынуждены были пойти на уступки в результате ожесточенной борьбы с судовладельцами и грузовладельцами, на стороне которых были законы, каравшие за открытый грабеж чужого аварийного имущества, т. е. за береговое пиратство. Владельцам морских берегов, которые присваивали часть чужого аварийного имущества и были береговыми пиратами, для сохранения своего грабительского промысла нужно было пойти на компромисс: потерять часть возможной добычи, но сохранить саму возможность заниматься береговым пиратством.
Многие короли, поддерживая формирующиеся прогрессивные морские обычаи, издают указы с целью закрепления этих обычаев. Например, английский король Генрих I ввел официальное понятие «обломки кораблекрушения» (wreck), означавшее, что присвоению и распределению между королем, феодалом и спасателем (береговым пиратом) подлежало только то имущество, собственники которого погибли. «Если какое-либо лицо с судна остается в живых, судно не должно рассматриваться как потерпевшее крушение»[67]. Аналогичное понимание обломков кораблекрушения, зафиксированное в терминах «varech» и «vrac» и датирующееся 1583 г., встречалось также в Скандинавии[68]. Позднее понятие «wreck» (в Англии, США и других странах) стало означать право феодалов и спасателей (береговых пиратов) на половину сохраненного имущества – «правило половины» («moitie aux sauveteurs»)[69]. B Польше Гданьское право (1548–1552 гг.) предоставило береговым пиратам, сохранившим остатки кораблекрушения, право на 1/3 этого имущества[70]. Естественно, что береговые пираты действовали в соответствии с законом лишь тогда, когда не могли скрыть сам факт сохранения потерпевшего аварию имущества. Если же не было свидетелей того, что они извлекали имущество из воды или снимали со скал, то они присваивали его полностью.
B связи с тем, что спасатели (пираты) и их покровители-феодалы вынуждены были возвращать часть сохраненного после аварии имущества собственникам, начинает формироваться новое понятие сохранения имущества, означавшее не только противодействие человека стихии, вознаграждавшееся раньше всей суммой сохраненного имущества (т. е. береговые пираты присваивали все аварийное имущество), но и новые имущественные отношения: между спасателями или спасателями-пиратами, феодалами-посредниками (они же иногда и руководители береговых пиратов) и собственниками аварийного имущества. Иначе говоря, наряду с формированием новых отношений по спасанию аварийного имущества, в которых честные спасатели (не пираты) оказывали услуги владельцам аварийного имущества и за это получали вознаграждение в установленном размере, продолжали существовать и обычаи берегового права (особой разновидности пиратского грабежа), которые также постепенно менялись в сторону сокращения объема присваиваемых остатков кораблекрушения, т. е. происходило своеобразное нормирование допустимой пиратской добычи.
B этих отношениях еще не было равенства сторон, да и возникали они, как правило, не по взаимному согласию и не только из факта сохранения обломков кораблекрушения, но главным образом из факта признания (обычаем или по закону) за спасателем (спасателем-пиратом) права на заранее известную ему долю сохраненных обломков кораблекрушения.
Лицо, сохранившее обломки кораблекрушения (честный спасатель или пират), чаще всего могло не знать, кто является собственником аварийного имущества, да это его и не всегда интересовало, ибо одностороннее волеизъявление и действие – операция по извлечению из воды, с мелей, скал обломков кораблекрушения и последующее получение известной спасателю доли сохраненного имущества – опосредствовалось не согласием собственника этого имущества и не присутствием его как субъекта имущественного правоотношения, а участием третьего лица – феодала, которому спасатель или пират сдавал сохраненное имущество и который выделял спасателям (спасателям-пиратам) их долю имущества в виде вознаграждения. При этом спасатель-пират стремился по возможности присвоить все сохраненное имущество или хотя бы часть его, сдавая оставшееся имущество феодалу-посреднику, который выделял спасателю-пирату часть сданного имущества в виде его доли.
Феодал-посредник (или суд) возвращал также часть имущества бывшему собственнику, если последний представит достаточные доказательства своих прав на сохраненное имущество. B случае гибели или отсутствия собственника сданное спасателем имущество присваивалось феодалом или шло в королевскую казну. Например, ст. 20 Кодекса Трани предусматривала присвоение спасателем (спасателем-пиратом) 1/2 или всего имущества – в зависимости от того, предъявил ли собственник аварийного сохраненного имущества доказательства права на него в течение 30 дней или позднее. При этом срок предъявления доказательств отсчитывался с момента аварии. Согласно ст. XXX Олеронских правил имущество, не востребованное в течение года после его извлечения из воды, подлежало использованию в благотворительных целях, в частности, распределялось среди «бедных девушек»[71].
Следовательно, отношения, возникающие в связи с сохранением обломков кораблекрушения, слагались на этом этапе из двух самостоятельных, хотя и взаимосвязанных правоотношений:
• Во-первых, из правоотношения между спасателем (пиратом) и феодалом-посредником по распределению того, что в силу обычая или закона могло быть ими присвоено: спасатель (пират-спасатель) был обязан без промедления передать в распоряжение посредника все извлеченное из воды или найденное на берегу, мелях и скалах имущество. Если честный спасатель так и делал, то спасатель-пират стремился или вовсе уклониться от передачи или передать только часть имущества. Получив сохраненное имущество, посредник должен был выдать спасателю установленную часть имущества в качестве вознаграждения, удержав часть имущества для себя.
• Во-вторых, из правоотношения между посредником и собственником по возвращению последнему части сохраненного имущества: собственник был обязан доказать свое право на имущество, сделав это в определенный срок, а посредник был обязан выдать имущество, если соблюдены сроки и имеются достаточные доказательства права собственности. Ha практике, особенно в случаях, когда феодал-посредник был организатором действий береговых пиратов-спасателей, феодал нередко не признавал представленные ему доказательства достаточно убедительными и отказывал собственнику в получении части сохраненного имущества. Посредник мог скрыть часть сданного ему имущества, чтобы не возвращать его собственнику, или организовать разбойное нападение на собственника и убить его, преследуя ту же цель.
Нетрудно заметить, что в основе возникающих отношений лежит принцип бесспорного признания права спасателей (спасателей-пиратов) и феодалов-посредников на значительную часть сохраненного после кораблекрушения имущества. Эта абстрактная предпосылка, исключающая какую-либо роль соответствующих спасательным операциям условий и обстоятельств (например, затраченный спасателями труд и время, их расходы и пр.), а заодно и волеизъявления собственников аварийного судна и груза, требовала для своей реализации лишь наличия сохраненного имущества (спасенного или найденного на берегу). Доказательством сохранения считался факт сдачи имущества феодалу-посреднику.
