Навязчивый мотив. Добро пожаловать! - Вероника Артт

Обрадовавшись, что он хоть немного приободрился, я поднялась и оглядела комнату:

– Так, значит, парень, тут ты творишь?

Он кивнул.

– Да. Мое рабочее, а в последнее время и спальное место.

Я покосилась в сторону углового диванчика, на котором лежали небрежно свернутый плед и небольшая подушка.

– А где же огромная панель со всякими наворочками, как в фильмах про музыку и рок-группы? Всякие приспособления, кнопки, рычаги и типа того?

Мик, устало протирая ладонью лицо, ответил:

– Сейчас все ушло в цифру. Для работы достаточно иметь хороший компьютер. – Парень указал в сторону длинного рабочего стола, под которым спрятался явно не самый дешевый системный блок.

На самом столе черного цвета стоял длинный изогнутый монитор, над которым высился еще один, но уже стандартный и чуть меньше.

– Вот звуковая карта. – Парень ткнул пальцем в какую-то штуку, выглядывающую из-под широкого монитора. Из плоской металлической коробочки, по форме напоминающей толстую книгу, торчали провода и выступали еще какие-то блестящие переключатели.

– Ага, ясно, – с деловым видом кивнула я.

– А это, – теперь звукарь указывал на колонки разных размеров, что располагались в комнате, – мониторы.

– Вот же мониторы. – Я кивнула в сторону экранов на столе. – А это колонки.

– Это тоже мониторы, – сухо отозвался Мик. – Мониторы звука. Вот те большие, по углам, – это мониторы дальнего поля. Вот эти, которые поменьше, на столе, – ближнего.

– А наушники? – спросила я, глядя на массивную гарнитуру, являющуюся частью экосистемы сетей проводов.

Мик какое-то время тупо смотрел на них, а потом отмахнулся:

– А это супер-ближнего.

– У-у-у, поняла, – закивала я (на самом деле я ничего не поняла).

На лице Мика появилась снисходительная улыбка, но говорить он ничего не стал.

– А там пишут звук? – Я заглянула через окошко в соседнюю комнату, где стены также были отделаны каким-то мягким материалом, выступы которого напоминали вытянутые пирамидки. Микрофон, стоящий посреди комнатки, кажется, был единственным предметом в ней.

– Да. Мертвая комната, – пояснил Мик.

Обернувшись, я недоверчиво глянула на него.

– Мертвая?..

– Угу. Ты зайди и закрой дверь.

Послушавшись, я сделала шаг и оказалась в небольшом помещении, окутанном полумраком. Тут стояла стойка с микрофоном, к которому был прикреплен какой-то плоский округлый диск, похожий на барьер. На стене перед микрофоном висел монитор – то есть экран. Рядом на крючке болталась пара наушников.

– Закрой дверь, – раздался голос коллеги. – Поймешь, о чем я говорил.

Я вернулась ко входу и заперлась. Как только я это сделала, мои уши заложило от абсолютной тишины. В сочетании с полутьмой, слабо рассеиваемой проникающим сюда свечением светодиодной ленты, оглушительная, действительно мертвая тишина произвела на меня снотворный эффект.

– На твоем месте, – зевая, сказала я, выходя из комнаты записи, – спала бы я именно там. Там так тихо и хорошо…

Мик не согласился.

– Мне не нравится. Слишком маленькое пространство, как в коробке. Я и так с утра до вечера здесь сижу, как цепной пес в конуре.

– Кстати. Последнее время к тебе на запись вроде не так много народу приходило. Тогда чем ты тут все занимаешься?

– В мою работу входит не только запись, – ответил звуковик. – Это еще и сведение, и аранжировка. Также я пишу музыку под заказ. А это не всегда мелодия для песни. Музыка много где нужна – от рекламы до… до чего угодно. Поэтому работы мне хватает, а в последнее время – по горло. Каждый день я слушаю и работаю над самыми разными композициями, нравятся они мне или нет. И иногда уже начинает казаться, что, когда я переключаюсь с одной на другую, ничего не меняется. Слух замылился. Мне недостает тишины.

На лицо парня вновь легла страдальческая тень.

– Понятно… Ну а тогда сегодня ты что здесь делаешь, раз у тебя выходной? Пытаешься отрепетировать разбивание гитары на сцене? – подколола его я.

Мик поднял на меня удивленные глаза, а потом, догадавшись, что я имела в виду тот самый грохот от удара инструмента об пол, смутился и ответил:

– Нет… Я, конечно, устал от шума, но у меня есть и свои проекты, над которыми очень хочу поработать. В последнее время пытаюсь записать один мотив, не дающий мне покоя. Все крутится и крутится в голове… Но получается пока не очень – точнее, не совсем то, что нужно. Есть демка, но она еще сырая.

Во мне проснулся энтузиазм:

– Знаешь, за все то время, что мы болтали с тобой, я поняла, что с музыкой ты точно на «ты». Уверена, что даже твоя черновая версия звучит отлично.

– Ну, – неуверенно начал Мик. – Если хочешь, я могу дать тебе немного послушать.

– Конечно, давай! – обрадовалась я.

Я ожидала, что Мик возьмет гитару и сыграет вживую, но парень вышел, а затем вернулся с ноутбуком.

– Садись, – сказал он, жестом указав мне на офисное кресло. – Хорошо. Но после, пожалуйста, скажи мне свое мнение. Только честно.

Он серьезно посмотрел на меня, и я закивала.

– Тогда слушай.

Раздался щелчок клавиатуры ноутбука, и оно началось.

То, что я услышала, по меньшей мере удивило меня. Доброжелательность и яркость, свойственная парню напротив, совсем не вязалась с созданным им звуком. Даже учитывая его вкусы.

Мне казалось, что Мик был способен создать что-то в духе бойкого и драйвового метала или же панк-рока.

Но мелодию, которую я услышала, можно было описать следующим образом: началось все с ритмичного постукивания и монотонного металлического лязга, следом подключились расстроенное пианино и электрогитара, которую изредка дергали за струны. Мелодия имела нарастающий темп. Подключались духовые инструменты (впоследствии я узнаю, что это были геликон и труба), а также ударные и различные электронные звуки. Все это сливалось в какую-то безумную какофонию, но она имела свой мотив, темп и ритм. Это нечто нарастало все больше и больше, звуки сливались, переплетались и вились вокруг друг друга, летя все выше и быстрее…

Я всегда считала себя меломаном и слушала все, что затрагивало струны моего сердца: от классики до групп, музыка которых напоминала агрессивное хлюпанье слива засорившейся раковины. Но это… Это звучало совсем не похоже на что-либо, что я слышала раньше. Я даже не могла до конца понять, какие чувства вызывает у меня этот звук, – словно сама эта композиция была олицетворением музыкального хаоса, но при этом, как бы нелогично это не звучало, упорядоченного.

Украдкой взглянув на Мика, я увидела, что тот слегка подался ко мне. Глаза его были широко раскрыты, и он, не мигая, всматривался в мое лицо, пытаясь считать реакцию. Я удивилась, насколько действительно ему было важно знать, что я думаю о его