Измена. Игра на выживание - Луиза Анри

— Как рука? — Голос хриплый, лишенный интонаций. Не вопрос врача. Констатация факта, который его волнует больше, чем он готов показать.

— Болит, — ответила я просто. Правда была единственным, что у меня оставалось. Правда и этот странный, предательский ком в горле при виде его. Ненавидела ли я его? Да. Боялась? Еще больше. Но была и эта тяга, физическая, необъяснимая, как магнетизм к огню, который обжигает. Он был причиной всех моих бед, и в то же время… единственной реальностью, единственной силой в этом рухнувшем мире.

Он кивнул, словно ожидал этого ответа. Помолчал. Воздух сгущался, наполняясь невысказанным.

— Шрам мертв, — произнес он наконец. — Его группа разбита. Но война… война не закончена. Она только сменила форму. Нас ждет новый враг. Более скрытный. Более опасный.

Я сжала здоровой рукой край шелковой простыни. Новый враг. Сенатор. Тень, нависшая над всем. И я… я была мишенью. Я знала это с того самого момента, как увидела обещание ада в глазах Риты. Знание это жило во мне, холодное и парализующее.

— Рита, — прошептала я, не в силах сдержаться. — Она… она предупредила их? Это из-за нее… из-за меня… — Голос сорвался. Вина, страх, гнев — все смешалось в клубок, застрявший в горле.

Ян нахмурился. В его глазах мелькнула знакомая ярость, но он тут же погасил ее. — Высокая вероятность. Но это не твоя вина, Оливия. Это ее выбор. И ее расплата еще впереди. — Он сделал шаг ближе. — Ты здесь потому, что я допустил ошибку. Недооценил угрозу. Не защитил тебя как должно.

Его признание оглушило меня. Пахан, признающий ошибку? Это было так же невероятно, как и весь этот кошмар.

— Мир, в который я тебя втянул… — он провел рукой по лицу, жест неожиданно человеческий, уязвимый. — Он жесток. Он не прощает слабости. Я не могу… не могу вернуть тебе то, что было. Ту жизнь. Ты ее потеряла. Навсегда.

Слова падали, как удары молота по хрупкому стеклу. Навсегда. Моя квартира, моя работа, моя наивная вера в порядок и безопасность… все превратилось в пепел. Я была сожжена дотла в этом пожаре. Кем я теперь была? Никем. Призраком в мире теней.

— Но я могу дать тебе другое, — его голос стал тише, но плотнее, как свинец. — Защиту. Силу. Статус. Ты больше не пленница. Не заложница. — Он наклонился чуть ниже, его темные глаза впились в меня, заставляя забыть о боли, о страхе, обо всем, кроме его присутствия. — Останься. Как… моя женщина. Как человек, чье место здесь. Рядом со мной.

Я замерла. Сердце бешено колотилось, смешивая страх и тот самый предательский магнитный толчок внизу живота. "Моя". Какое емкое, какое страшное слово. Оно означало добровольное вхождение в клетку. Принятие его законов. Признание его власти не только над телом, но и над судьбой. Оно означало жизнь в самом эпицентре бури, которую он сам и развязал.

Любовь? Нет. Ни капли. Была благодарность за спасение от пули? Да. Но больше — осознание полной, абсолютной безвыходности. Куда я пойду? В полицию, которая, возможно, куплена этим самым Сенатором? К друзьям, которых поставлю под смертельный удар? В никуда, без денег, с клеймом «женщины Пахана»? Я была раненая птица со сломанным крылом, выпущенная из клетки прямо в пасть к волкам. Рита где-то там, в тени, жаждала моей крови. Сенатор — этот невидимый паук — плел паутину, и я была мухой, приклеенной к ней.

И было это… влечение. Грязное, опасное, непреодолимое. Притяжение к самой силе, которая грозила уничтожить. К его темной энергии, к его абсолютной, пугающей власти. Когда он смотрел на меня так, как сейчас, весь мир сужался до него. Страх отступал, уступая место странному, головокружительному ощущению… значимости? Быть выбранной этим демоном? Это было больно и сладко одновременно.

Ян ждал. Не торопил. Но в его взгляде читалась непоколебимая уверность. Он знал. Знает всегда. Знает, что выбора у меня нет. И что это влечение — часть его оружия против меня.

Я закрыла глаза. Перед ними проплыли обрывки прошлого: солнечный свет в моей старой квартире, смех коллег… и сразу — грохот выстрелов, холодный мрамор под коленями Риты, ее взгляд, полный ненависти. Я увидела будущее: бесконечные дни под охраной, взгляды слуг, полные страха и любопытства, новые угрозы, новые потери… и его. Всегда его.

Я открыла глаза. Взглянула прямо в его ожидающие, непроницаемые глаза. Голос мой звучал чужим, тихим, но удивительно ровным:

— Хорошо. Я остаюсь.

Никаких объяснений. Никаких заверений в чувствах. Просто констатация факта. Капитуляция. Выбор без выбора.

Что-то мелькнуло в его взгляде — удовлетворение? Триумф? Или… облегчение? Он не улыбнулся. Просто кивнул, коротко и деловито.

— Отдыхай. За тобой присмотрят. — Он повернулся и вышел так же бесшумно, как и вошел, оставив меня наедине с роскошной пустотой комнаты и гулким эхом моего решения.

Я осталась. Не из любви. Из страха. Из расчета. Из отсутствия малейшей альтернативы. И из этого темного, необъяснимого влечения, которое тянуло меня к пропасти, обещая… что? Защиту? Силу? Или просто иллюзию контроля в этом безумном мире?

Я снова уставилась в потолок. Золотая клетка захлопнулась. Дверь я открыла сама. Теперь я была не пленницей, а… своей. Что это значило? Я не знала. Знало только одно: мир «до» был мертв. Начиналась новая жизнь. Жизнь в разломе. И я только что сделала первый шаг в бездну, держась за руку самого дьявола. Рука в повязке снова заныла, напоминая о цене выживания. Цене, которую мне предстояло платить каждый день. Теперь уже добровольно.

Глава 39

Оливия

Роскошь виллы Яна была удушающей. Мраморные полы, холодные и безупречные, отражали ее одиночество, как кривые зеркала. Шелк простынь, нежнее лепестков, не мог успокоить нервную дрожь, пробегавшую по коже при каждом неожиданном звуке за дверью. Она жила в музее смерти, где каждый предмет кричал о неправедном богатстве, а за каждым окном, за решеткой из стволов охраны, маячил призрак Риты или невидимый Сенатор.

Дни текли в монотонном ритме золотой каторги. Завтрак на террасе с видом на слишком идеальный сад. Прогулка — только в пределах высокой стены, под бдительным оком Тихона или его безликих тенеподобных людей. Чтение книг из огромной, пыльной библиотеки, где трагедии Шекспира казались легкими комедиями на фоне ее жизни. Обеды в столовой, способной вместить полсотни человек, за столом на одного. Иногда — ужин с Яном. Эти моменты