Я буду держать тебя - Эйлин Торен

Зря наверное. Потому что там в этом взгляде устремлённом на неё что-то жутковатое ей привиделось, пусть и лицо этого секс-символа перекосила улыбка, но взгляд не сулил ей ничего хорошего.
И кажется расплата случится сейчас? Угораздило же оказаться с ним наедине, да ещё в таком месте!
— Вообще этот вопрос можно расценить как оскорбление, — протянул хоккеист, — но так и быть, для тебя, моя сладкая, я могу ответить — печально, что в твоей жизни мужики такие скучные, что ты задаёшь им этот вопрос.
— Что? — Ида распахнула глаза, почти задохнулась от возмущения.
— Да, детка, я могу оооочень долго, — протянул он, вставая. — Но спрашивать когда же там всё закончится ты не будешь, сил не хватит.
— Вы совсем? — ей и оплеуху хотелось ему отвесить, но и срубил наглостью так, что внутри всё передёрнулось.
— Ты размечталась проверить, что у тебя в глазках двоиться начало? — ухмыльнулся засранец.
— Какого… что?
Ида вообще не сразу поняла, что он имеет ввиду под двоится, но и какого хрена она вообще слушает всё это? Уму непостижимо!
Она задохнулась, ругаясь про себя — избегала конфликтов, пугалась таких ситуаций, да и просто… одна в замкнутом пространстве без нормального света — осознала и ужаснулась.
Развернулась уйти, но навернулась на чём-то попавшем под ноги (здесь после предыдушего звезданутого экземпляра, Коняева, такой беспорядок, что…), нога подвернулась и Ида попыталась найти опору, но конечно, как назло, руки провалились в пустоту, ничего не нашли. Зато её нашли руки этого самого хама хоккейного.
— Ничего себе, я ещё не начал подкатывать, а ты уже падаешь мне в руки, — обжёг кожу за ухом полный наглости шёпот.
Снова задохнулась. Но на этот раз сердце отплясало канкан, а внизу живота перекрутило. Ида попыталась найти себя. Вытащить возмущение. Это получалось. На него. И на себя…
“Это что за реакции? На старости с ума сошла, Ида?”
Она шумно выдохнула и выпуталась из рук наглого пацана, предварительно ударив его по рукам и зашипев, кажется пытаясь ругнуться, только против физики и химии не попрёшь, а уж биологии тем более — Ида проанализировала этот надменный взгляд, с которым столкнулась. Понятно, что такой вот укладывает девиц в постель штабелями.
Нога снова подвернулась и… что ж такое?
— Шайба, — многозначительно протянул этот поганец, не разрывая зрительного контакта, а от рук, держащих её за талию исходил предательский жар, который понесся по телу волнами, призывая к иррациональному, более тесному контакту.
— Ваш друг раздолбай — никакого такта и полнейший беспорядок после него, — попыталась прийти в себя Ида, вытаскивая из себя сердитость и раздражение, которое всегда были в ней, когда она сталкивалась с Коняевым.
— Мой друг? — этот амбал (рост точно под два метра) её всё же отпустил, правда перед этим, приподнял, словно она маленькая девочка, вот так за талию вверх, пнул шайбу, на которой она навернулась и не один раз, а потом поставил Иду на пол. — Игого?
— Что?
Она чувствовала себя максимальной идиоткой. Что за разговор такой дебильный? Что? Кто? Какого?
— Друг мой — это Игорь Коняев? Игого? — пояснил он.
— Игого? — изумилась Ида.
— Погоняло его. И он мне не друг. И не приятель и вообще, — гад самовлюблённый развернулся к ней спиной, — понятно почему здесь такой пиздец. Игого по жизни за собой не умел убирать, мудло.
Он ещё ругнулся, потом пнул с досадой ещё одну шайбу.
— Просто хотел найти на парней на завтра защиту, у меня завтра группа, которая умеет и на коньках стоять и в хоккей даже типа играть, — вздохнул.
— Возьмите в команде, — зачем-то Ида решила помочь. — Потом здесь разберётесь и…
— Слушай, у тебя реально в глазах двоится? — повернулся к ней, лицо снова такое всё… твою налево, неотразимое! Видимо. Должно быть. И да, достаточно привлекательное лицо. Ладно. Шикарная морда самодовольного, наглого мачо.
— Да с чего вдруг? — не выдержала она.
— Тогда почему ты ко мне во множественном числе обращаешься?
Ида подавила желание выдать очередное нелепое “что”.
— Это вежливость, — возмутилась, — или вам в ваших хоккеях это не известно?
— Ааа, то есть я к тебе тоже должен вот так? Да?
— Мы не знакомы, я старше, логично.
— А как тебя? Я слышал… что-то греческое, загробное, — ухмыльнулся звездец этот наглый, — Аида! Точно.
— Аделаида, — процедила она, — Георгиевна.
— Аделаи-и-ида, — и снова улыбка эта на мильон. — Георгиевна? Жесть!
Ида выдохнула, попыталась убить этого гадёныша взглядом, конечно, что ему — улыбка ещё ярче засверкала. Поэтому она ругнулась себе под нос, развернулась. Отправляясь на выход.
— Или выходите, или я закрою вас с вашими шайбами и клюшками, — кажется прорычала, хотя в общении всегда терялась, а тут хотелось драться — дожила, довела себя — как нервы расшатались!
И ведь Ида гордилась тем, что, как педагог, всегда очень терпелива, умеет быть строгой, но при этом всё же держать себя на уровне, чтобы не скатываться в бессильную истерику, когда сталкивалась вот с такими… такими… как этот! А она сталкивалась — за пятнадцать лет, как работала тренером, каких только воспитанников у неё не было. Надменных, наглых, хамоватых хватало тоже.
— У меня в доме просто жила старушка, — звездец следовал за ней по пятам, — Аида Пантелеймоновна. Лет девяносто ей было, милая такая. Мелкая. Тоже. Как-то долго на лавочке сидела, а мы бегали мимо неё мальцами и старались не шуметь рядом.
Он прислонился к двери, вещал, пока Ида закрывала дверь и опечатывала её.
— Два дня сидела. А потом оказалось, что она умерла.
— Что? — снова спросила Ида, поднимая взгляд на парня.
— Скажи, прикол!
Женщина уставилась на него, словно инопланетянина. Прикол? Что кто-то умер? Это вообще…
Она наверное и не нашлась бы что сказать, но ожил телефон, смарт-часы возвестили о входящем с незнакомого номера.
Ида мотнула головой, нахмурилась на хоккеиста, извинилась (зачем-то) и ответила.
2
Денис стоял и, склонив голову набок, изучал удаляющуюся от него тренершу.
Весь день она прожигала его взглядом. Ух, какая…
Не понятно, чем Сорока ей так не угодил, что она его взглядом прибить хотела — хотя предположение, что он ей когда-то там в прошлом что-то сделал, всё же вполне себе казалось реальным.
Мало ли — на льду бывает всякое, а он тут, на этой самой арене, всё же учился на коньках стоять, шебутной был, непоседливый… грубиян, чего себе рисовать, реально быдло. Особенно, когда подростком был. Подумал, что она тут тогда работала и