Высокая небесная лестница - Джиён Кон
Естественно, мне ничего не оставалось, кроме как выплюнуть их. Все они, словно чуждые инородные элементы, залетевшие случайно, не имели ко мне никакого отношения и мгновенно улетучивались. Опираясь на приобретенные за все эти годы теологические знания, я даже подумал, что, возможно, прохожу через знаменитую «темную ночь души», о которой говорил святой Иоанн Креститель. Это действительно мрак души, когда вся твоя прежняя вера улетучивается, и ты оказываешься в пустыне одиночества и тоски.
Явление, очень похожее на эффект временного ослепления: когда человек, находившийся в умеренно освещенном месте, заходит в слишком светлую комнату, на мгновение возникает иллюзия, что в глазах потемнело. Вот и перед переходом на более глубокий уровень веры, чей яркий свет ослепляет, человек может временно испытывать полнейшее одиночество и тоску – так звучит классическое определение подобного состояния. Впрочем, речь здесь о том, что после подобного состояния, по идее, должна наступить духовная зрелость.
Но если просто терпеть, стиснув зубы, то единственное, что ощущаешь, – всеобъемлющая нескончаемая боль. Которая усугублялась, когда на рассвете я вскакивал по зову колокола на молитву и, впопыхах пробегая мимо келий Михаэля и Анджело, ловил себя на мысли, проснулись ли они – в такие моменты ноги начинали подкашиваться.
«Господи, помилуй меня! Яви, Господи, милость Свою. И спасение Твое даруй!»
Все потеряло смысл. Просыпаясь с рассветом и идя на молитву, я чувствовал себя то глупцом, то лицемером. Даже если бы после смерти Бог не послал меня в ад, я уже переживал муки пекла. Понятно, что я начал пропускать молитвенные часы, и, как это обычно происходит, после пары-тройки пропусков мне стало казаться естественным не ходить на молитву вовсе.
Мог заснуть я, только напившись, и частенько ходил как в тумане. Внутри помещений на меня давили стены, а снаружи преследовало навязчивое чувство, будто кровь в голове выкипает и испаряется под лучами палящего солнца. «Неужели Ты не мог поступить иначе? Почему? Зачем?!» Меня душил гнев. Однако больше я не хотел сидеть лицом к лицу с объектом моего гнева и всякий раз, во время очередной вспышки, сбегал в больницу к Сохи.
29
Я пришел к ней после похорон. Сохи, уже слышавшая печальную новость по телефону, ждала меня. Но стоило мне открыть дверь, как она, закрыв лицо обеими руками, воскликнула:
– О Йохан! Я столько плакала из-за Анджело, что глаза невозможно открыть – ужасно опухли. Сегодня не хочу встречаться с тобой. Не хочу, чтобы ты видел меня в таком виде.
– Да ну, брось, ничего страшного, – возразил я и хотел подойти ближе, но Сохи заупрямилась. – Ладно. Когда припухлость спадет, звони. Снова приду.
Я собрался уже было выйти, но она окликнула меня:
– Йохан! Ты что же, действительно вот так просто уйдешь?
Я обернулся.
– Нет, все же не смотри на мое лицо… Но послушай, когда я говорю: «Сегодня глаза опухшие. Не хочу показываться в таком виде», ты должен отвечать: «Ты что, Сохи, не переживай, ты мне нравишься любой!» А ты просто развернулся и пошел?! Никуда не годится.
Я в нерешительности мялся перед дверью.
– Я из-за капельницы не могу… Послушай, Йохан, там в моей сумочке есть черные очки. В них я, наверно, смогу с тобой поговорить. Точно, это хорошая идея! – оживленно проговорила Сохи.
Я вытащил из сумочки очки и протянул ей.
– Теперь можешь взглянуть на меня, Йохан, ну как? Подходят к больничной пижаме?
Глянув на ее мешковатое больничное облачение голубого цвета, растрепанные волосы, болтающуюся бутылку капельницы и осунувшееся лицо в огромных черных очках, я, кажется, неожиданно для самого себя рассмеялся.
– Да, Йохан, давай посмейся… С улыбкой хоть вижу, что это ты. Если честно, я испугалась, увидев твое лицо, когда ты вошел сюда. Показалось, что и ты собираешься вслед за ними…
Приблизившись, я взял ее за руку. Оказавшись рядом, заметил, что из ее глаз за темными стеклами капают на подушку слезы. Видно, и до этого она пыталась прикрыть не опухшие глаза, а слезы. Боль любимого человека, хоть и не похожая на скорбь от расставания с Анджело и Михаэлем, откликнулась во мне и, несмотря на мою печаль, вызвала чувство вины.
– Не плачь.
Я вытер слезы, которые все лились из ее глаз за темными стеклами очков, а она, пытаясь выдавить улыбку, сказала:
– В то утро здесь я тоже услышала монастырский колокол. Пробудившись ото сна, почувствовала себя странно. Ведь это не было колокольным звоном, оповещающим о молитве или распорядке дня… Я не могу в это поверить, Йохан. Брата Михаэля я не очень хорошо знала и даже побаивалась, но Анджело, Анджело…
Сохи сняла очки и начала всхлипывать. Прикрыв лицо своими тонкими пальцами, она какое-то время проплакала.
– Не верилось, что на свете существует такой светлый человек. Однажды я пошла в свечную мастерскую, чтобы угоститься чашечкой кофе. Сижу пью, и вдруг он ни с того ни с сего говорит: «Мисс Сохи, любовь – это прекрасно. Потому что это все от Бога». Я тогда еще поразилась, неужто он догадался о моих чувствах, и решила его чуток поддразнить: «Конечно, прекрасно, брат. Однако ж что, если любишь деньги? Или выпивку… Или наркотики?» Я хотела посмеяться над ним, а он улыбнулся и неожиданно говорит: «Это все тоже хорошо. Всякая любовь исходит от Бога. Брат Томас сказал, что количество Божьей составляющей у всех разное, но во всех проявлениях любви присутствует Бог. Просто они думают, что деньги, алкоголь и наркотики – это Бог. Можно сравнить с наивной деревенской девушкой, обманутой мошенником. Даже тот несчастный, что каждую ночь ходит к гулящей женщине, сам того не подозревая, пытается найти там Бога. А значит, нечто вечное, приносящее счастье и дарящее любовь…» Я аж опешила от его неожиданного ответа, а он снова засмеялся и сказал: «Поэтому мы по-настоящему счастливые, ведь мы хорошо знаем и любим Бога. А еще истинное блаженство – любить то, что любит Бог. Например, птиц, деревья, щенят, цыплят, поросят. Иногда я думаю: как же сильно Бог радуется, когда любишь столь любимого Им человека!»
Сам того не сознавая, я отвернулся. Увлеченная рассказом, она спохватилась и, взглянув на меня, выпалила:
– Прости…
– Какое-то время о них… не будем… прости…
30
– Я не подумала…
Мы помолчали. Но даже в этой тишине
