Дни, когда мы так сильно друг друга любили - Эми Нефф
– Так, значит, ты тот самый Джозеф, о котором я наслышана?
Она приподнимает брови, приводя меня в замешательство своим сходством с Эвелин.
Я с запинкой отвечаю:
– Да, мэм. Я хочу на ней жениться, если она не против. Вот, приехал сюда, планирую ее найти, но не знаю, с чего начать.
Надо бы говорить понастойчивей, позаимствовать ее уверенность, быть галантным поклонником, а не мямлей из маленького городка.
– Ну, по-моему, на план не очень-то похоже. – Мэйлин приподнимает брови, вновь сбивая меня с толку. – Послушай, было бы нехорошо звать тебя в дом без ее разрешения. – Она замолкает. – И, конечно, я не стала бы рассказывать, что она работает секретаршей на Бойлстон-стрит и покупает ланч в двенадцать тридцать в магазинчике напротив отеля «Копли-сквер». Не стала бы давать такую информацию при всем желании помочь. Было приятно познакомиться, – подмигивая, заканчивает она.
Мэйлин поворачивается и выходит, захлопнув дверь. Я поражен легкостью, с какой все произошло. Я уехал из Стони-Брук всего несколько часов назад; я воображал, что неустанно ищу, сбиваюсь с пути, захожу в тупик. Прошло три месяца с тех пор, как я видел Эвелин. Я горевал, заботился о прикованной к постели маме, придумывал, как растопить сердце Эвелин, и отметал все идеи как негодные. И вот теперь я по-настоящему к ней близок, у меня есть план и ориентир на карте. Я опасаюсь, что спугну ее и она сбежит, сочтя, что Бостон расположен недостаточно далеко от дома. За время нашей разлуки я убедил себя, что она тоже по мне скучает. Но вдруг я ошибался, обманывал себя, выдавая желаемое за действительное?
С чемоданом в руках я спешу на трамвайную остановку в Бруклайн-Виллидж. Ругаю себя за то, что сначала не устроился хотя бы на ночь, за то, что заявлюсь с чемоданом, как будто мое решение остаться зависит от ее ответа. Но я полон решимости добраться до «Копли-сквер», пока меня не покинули остатки смелости. Главное, ее найти, а там будь что будет. Надеюсь, Мэйлин мне дала правильную информацию.
Подъезжает трамвай, я заглядываю внутрь.
– Извините, до Бойлстон-стрит доеду?
Кондуктор бурчит: «Едем в сторону центра», жестом показывает мне, чтобы я заходил, и начинает обилечивать пассажиров. На каждой остановке толкучка: вагон пустеет и заполняется, заполняется и пустеет. Я держусь за тканевую ручку, чтобы не упасть, ко мне прижимаются пальто и шляпы, локти и плечи, а я судорожно соображаю, что сказать, когда ее увижу. «Без тебя в Стони-Брук не жизнь. Я не могу без тебя». Все не то. Не нахожу слов, чтоб донести до нее то, что я чувствую. Мною движет не слабость, не отчаяние. Жаль, здесь нет фиалок – только золотые октябрьские листья, – а я не хочу приносить что-то, символизирующее перемены. Я хочу, чтобы она знала, что я постоянен, как море, как приливы и отливы, как волны, катящиеся в вечность. Так что буду без всего. Просто я и слова, которые пока не приходят в голову.
Магазинчик напротив отеля «Копли-сквер» обклеен плакатами: «Еда – это оружие, не дай ей пропасть!», «Покупай с умом, готовь старательно, съедай все!» и «Помоги выиграть войну на кухонном фронте!» Я останавливаюсь у входа и, прислонившись к шершавой кирпичной стене, устремляю взгляд на противоположную сторону улицы. Интересно, с какой стороны она подойдет. Осенний ветер полощет флаги на крыше отеля, и, несмотря на шерстяное пальто и шапку, я дую на руки, чтобы согреться. Каждый раз, когда рядом открывается дверь, до меня долетают манящие запахи свежего хлеба и вяленого мяса. В животе урчит; я слишком нервничал и не стал завтракать. Минуты ползут, и я понимаю, что либо разминулся с ней, либо стою не в том месте, либо Мэйлин намеренно ввела меня в заблуждение.
И вдруг словно мираж, обман зрения, появляется Эвелин. На ней зеленое платье ниже колен с длинными рукавами. Длинные кудри распущены и заколоты заколками, что совсем не похоже на тугой летний пучок. Проходя мимо отеля «Копли-сквер», она улыбается швейцару – просто из вежливости, не от радости. Затем смотрит по сторонам и переходит улицу в мою сторону. Весь наэлектризованный, я засовываю в карманы вспотевшие ладони. Она подходит к магазину, но меня не замечает. Я открываю перед ней дверь, она оборачивается, чтобы поблагодарить незнакомца в шерстяной шапочке, и, увидев мое лицо, замирает с открытым от удивления ртом.
– Джозеф!
– Привет, Эвелин!
Из магазина выходит взволнованный мужчина в коричневом пальто, и мы расступаемся, чтобы его пропустить.
– Что ты здесь делаешь?!
– Я так рад тебя видеть, ты не представляешь!
Она поправилась на лицо с нашей последней встречи. Теперь, когда ей исполнилось девятнадцать, в ней есть что-то отчаянно взрослое. Платье придает ее глазам изумрудный оттенок, я будто попадаю в таинственный лес, в котором мечтаю исследовать каждый уголок.
Увидеть ее здесь – все равно что наткнуться на нее в совершенно другой жизни, словно мы родились заново и впервые встретились у этого магазина. И даже тогда мы все равно притянулись бы друг к другу. Моя душа узнала бы в незнакомке ее душу точно так же, как я узнаю ее сейчас – древним, абсолютным образом. Я безумно хочу ее обнять, но сдерживаюсь, не зная, зажили ли ее раны, – вдруг она, как перезрелый персик, посинеет в моих объятиях.
– Как ты меня нашел?
– Мэйлин сказала.
Ее мягкие губы, поцелуй которых я узнал бы и в полной темноте, все еще приоткрыты в недоумении, поэтому я продолжаю:
– Я же говорил, что твой отъезд не помешает мне любить тебя. Я ужасно по тебе скучаю. Мне нужно быть рядом с тобой. Я перееду сюда, если ты этого хочешь, я сделаю все, что…
Она качает головой.
– Переедешь сюда, чтобы быть со мной? Ох, Джозеф…
– Я не хотел тебя напугать. Может, это перебор – вот так заявиться, просто я не знал, как с тобой связаться или что еще сделать…
– У меня нет слов…
– Ты хоть скучала по мне? Или жить здесь – это то, чего ты хочешь? – спрашиваю я, отчаянно надеясь на ответ, который не разорвет меня надвое.
– Все не так просто.
– Все в наших руках.
– Хорошо, если так.
– Я уйду, клянусь. Я оставлю тебя в покое навсегда, если ты правда этого хочешь. Но знай:
