Я. Тебя. Сломаю - Ольга Дашкова

Он был ядом, который я не могла вытравить.

– Ты моя, Элиф. И твоя семья – под моей защитой. Но не испытывай меня. Я не прощаю ошибок и предательства.

Он повернулся и ушел, оставив меня в центре зала, где музыка смешивалась с гулом голосов, а аромат розовой воды душил хуже ошейника. Посмотрела на Лейлу, чьи глаза все еще резали меня, на отца, чья слабость привязывала меня к этому аду.

Амир хотел казаться частью этого мира – мира законов, контрактов, респектабельности, законопослушных людей. Но я видела правду: его руки были в крови, и Керем всегда будет его тенью, готовой выполнять грязную работу.

Этот вечер, с его гранатами, танцами и лентами, традициями, был лишь декорацией, скрывающей правду о том, кем был Амир. И я чувствовала, что когда-то это все погубит всех нас.

Глава 21

Неделя в доме Демиров тянулась, как бесконечный стамбульский дождь – липкий, тяжелый, пропитанный сыростью и тревогой. Напряжение в воздухе сгустилось, как перед грозой, когда небо давит на плечи, а каждый звук кажется предвестником бури.

Я чувствовала себя птицей, чьи крылья связали шелковыми нитями – красиво, но смертельно. Свадьба приближалась, как тень, и каждый день я ощущала, как она сжимает мне горло.

Первая брачная ночь – мысль о ней была как нож, вонзающийся в грудь.

Знала, что такое близость, я доктор, я изучала тело человека, его механику, его реакции. Но знание не спасало от ужаса. Амир не будет слушать мои «нет».

Он возьмет, что захочет, потому что он – зверь, а звери не знают милосердия.

Пыталась найти трещину в этом доме, в этой семье, в Амире. Юсуф казался ключом – его тревожные глаза, молчание, отстраненность. Я искала его, надеясь на разговор, на любую зацепку, которая могла бы дать мне рычаг.

Но он ускользал. Несколько раз я замечала его в коридорах, но стоило мне подойти, как он отводил взгляд и исчезал за углом.

Однажды я даже постучала в его комнату, но дверь осталась закрытой, а тишина за ней была тяжелой, как предательство. Потом я узнала от слуг, что он уехал с Хадидже-ханым – куда-то на побережье, без объяснений.

Это было похоже на бегство, и я не могла понять, от чего он бежит – от меня, от Амира или от самого себя.

Керем, напротив, никуда не исчезал. Его присутствие было как яд, медленно отравляющий воздух. Он бродил по дому с наглой ухмылкой. Я слышала стоны из подвала, глухие удары, хриплые крики, которые он заглушал своим смехом.

Каждое утро за завтраком он смотрел на меня, как на добычу, которую еще не решил, стоит ли брать. Его слова, пропитанные ядом, были как уколы: «Элиф, ты бледнее обычного. Свадьба так пугает?»

Я не отвечала, но мои пальцы сжимали ложку до боли. Он наслаждался моим молчанием, моим гневом, и я знала, что он ждет, когда я сорвусь.

Амир был повсюду.

Его тень падала на меня, даже когда его не было рядом. Его подарки – шелковые платки, серьги с сапфирами, кольца с изумрудами – появлялись в моей комнате, как напоминание о его власти. Я не носила их, но их присутствие душило.

Его взгляд, тяжелый и обжигающий, ловил меня за столом, в коридорах, даже во снах. Я ненавидела его. Ненавидела за то, что он видел мою борьбу и наслаждался ею.

Но больше всего я ненавидела себя – за то, что его близость, его запах, его голос будили во мне что-то, чему я не хотела давать имени. Это было как яд, который я не могла вытравить, как огонь, который разгорался, несмотря на мою волю.

Ночь была душной, влажной, пропитанной запахом моря и жасмина. Я не могла спать. Кошмары приходили, как волны, смывая покой. В них я падала в Босфор, его воды сжимали грудь, а Амир смотрел с берега, его глаза горели, как угли.

Просыпалась, задыхаясь, с мокрыми от пота волосами. Простыни были смяты, а сердце колотилось в бешеном ритме. Я не могла больше оставаться в комнате, где аромат роз от Амира был удушающим, как его власть.

Накинула длинный шелковый халат, мне нужно было дышать, чувствовать воздух, а не стены, которые сжимались вокруг. Дверь спальни не была заперта – жестокая насмешка Амира.

Он знал, что я не убегу. Не потому, что не хотела, а потому, что бежать было некуда. Его власть была как сеть, раскинутая над всем Стамбулом.

Спустилась во внутренний дворик, босые ноги касались холодного мрамора. Фонтан журчал, его звук был единственным, что нарушало тишину ночи. Розы, посаженные вдоль стен, блестели в лунном свете, их лепестки казались живыми, как кровь.

Подошла ближе, вдохнула их аромат, смешанный с солью моря, и закрыла глаза. Хотела раствориться в этой ночи, забыть о свадьбе, об Амире, о клетке, в которой оказалась. Ветер коснулся кожи, влажный и теплый, как дыхание, и на миг я почувствовала себя свободной.

Но я была не одна.

Не услышала шагов, не почувствовала движения, но воздух изменился – стал гуще, тяжелее, пропитанным чем-то диким, первобытным. Открыла глаза, и сердце замерло.

Амир стоял в шаге от меня, обнаженный по пояс, его кожа блестела в лунном свете, как бронза. Широкие плечи, мускулы, напряжены, как у хищника перед прыжком, шрамы, пересекающие грудь, – следы его мира, мира крови и власти. Растрепаны волосы и глаза – черные, как бездна – горели голодом.

– Элиф, ночь не для прогулок. Особенно для тебя.

Хотела отступить, но ноги стали ватными. Его присутствие было как буря, накрывает все вокруг. Сжала края халата, чувствуя, как шелк скользит под пальцами, и заставила себя говорить, хотя голос дрожал:

– Мне нужен воздух. Или ты запретишь мне даже дышать?

Он шагнул ближе, моментально почувствовала жар его тела, даже не касаясь его. Запах – кедр, виски, что-то терпкое, как порох – ударил в голову, как глоток алкоголя.

Я ненавидела, как мое тело реагировало на него, как пульс участился, как кожа горела там, где его взгляд скользил по мне.

– Ты можешь дышать, – голос стал тише, но от этого не менее опасным. – Но ты делаешь это в моем доме, Элиф. По моим правилам.

Хотела ответить, бросить что-то резкое, но не успела. Амир шагнул еще ближе, его