Я. Тебя. Сломаю - Ольга Дашкова
Его губы накрыли мои, властно, жестко, без предупреждения. Поцелуй был как удар, как ураган, сносящая все на своем пути. Задохнулась, пытаясь оттолкнуть его, но он было как стена, горячая, непрошибаемая. Пальцы сжали талию сильнее, задирая халат, и я почувствовала, как ткань сорочки натянулась, обнажая кожу.
– Не сопротивляйся, Элиф, – прошептал он, отрываясь от моих губ, дыхание все еще обжигало. – Ты хочешь этого. Ты хочешь меня. Признай.
Ярость вспыхнула, как пожар. Вцепилась в его плечи, ногтями впиваясь в кожу, но вместо того чтобы оттолкнуть, я укусила его – в губу, до крови. Вкус металла смешался с его теплом, почувствовала, как он вздрогнул, но не от боли – от удовольствия. Глаза Амира вспыхнули, дикие, голодные, и он рассмеялся, низко, хрипло, как зверь.
– Беги, Элиф, – хриплый рык, полный вызова. – Беги, или я продолжу. И поверь, ты не захочешь, чтобы я останавливался.
Отшатнулась, сердце колотилось так, что казалось, оно разорвет грудь. Его слова, его взгляд, прикосновения – все это было как яд, который я ненавидела и жаждала одновременно.
Я не хотела признавать, что его близость будила во мне что-то темное, что его поцелуй, жесткий и властный, оставил на губах огонь, который я не могла погасить. Но я не могла позволить ему победить.
– Ты не получишь меня. Ты можешь заставить меня стоять рядом с тобой, можешь надеть на меня свое платье, свои кольца, но ты никогда не получишь меня. Я скорее умру.
Амир шагнул ближе, тепло снова накрывает меня, как сеть. Грудь, покрытая шрамами, была так близко, что я видела каждую линию, каждый след его жестокой жизни. Его рука снова коснулась моего лица, пальцы скользнули по щеке, вниз, к шее, и я задрожала, ненавидя себя за эту слабость.
– Ты не умрешь, Элиф, ты будешь жить. Для меня. Со мной. И ты сама придешь ко мне, потому что огонь в тебе горит для меня. Ты можешь кусаться, кричать, бежать, но ты не спрячешься от этого. От нас.
Оттолкнула его, вложив в это всю свою ярость, и он отступил, но его глаза не отпустили меня. Развернулась и пошла прочь, чувствуя, как шелк халата липнет к коже. Шаги гулко отдавались в тишине дворика, но я знала, что его взгляд следует за мной.
Вернувшись в комнату, захлопнула дверь, прислонилась к ней, чувствуя, как дрожат руки. Его вкус все еще был на губах, его запах – в воздухе.
Я ненавидела его. Ненавидела за то, что он делал со мной, за то, что его прикосновения, его слова разжигали во мне что-то, что я не могла контролировать.
Это было не желание – это была война, где он был врагом, а мое тело – предателем.
Упала на кровать, закрыла глаза, но сон не шел. Вместо него был Амир – его голос, его руки, его поцелуй. И я ненавидела себя за то, что часть меня, глубоко внутри, хотела, чтобы он продолжил, что начал.
Глава 22
День свадьбы наступил, как приговор.
Утро ворвалось в мою комнату с первыми лучами солнца, пробивающимися сквозь тяжелые бархатные занавеси. Воздух был пропитан ароматом роз, которые Амир продолжал присылать, и их запах, густой и удушающий, смешивался с моим страхом.
Я сидела на краю кровати, сжимая пальцы так, что костяшки побелели. Спина покрылась холодным потом, липким, как стамбульская духота. Руки дрожали, и я не могла остановить эту дрожь, хотя знала, что это всего лишь реакция тела – адреналин, кортизол, инстинкт самосохранения, кричащий мне бежать.
Но бежать было некуда. Этот дом, этот город, этот мужчина – они держали меня в клетке, которую я не могла разорвать.
Дверь открылась, в комнату вошли служанки, они несли коробки, перевязанные шелковыми лентами, и их шаги были почти бесшумными, словно они боялись нарушить тишину моего ада.
Я знала, что в коробках – свадебное платье, выбранное не мной, а Хадидже-ханым, этой ледяной султаншей, которая видела во мне лишь пятно на своей династии.
Желудок сжался, тошнота подкатила к горлу. Я не хотела видеть это платье, не хотела надевать его, не хотела становиться частью их ритуала. Но я не могла просто сидеть и ждать, как жертва перед закланием.
– Госпожа Элиф, – прошептала Фатма, старшая из служанок, опуская коробку на стол. – Это для вас. От госпожи Демир.
Не ответила, лишь кивнула, чувствуя, как гнев начинает разгораться в груди, заглушая страх. Они открыли коробку, и я увидела платье – длинное, белое, с высоким воротом и рукавами, закрывающими даже запястья.
Оно было как саван, как мантия монашки, призванная спрятать меня, задушить мою волю, превратить в куклу, которая будет молчать и кивать. Ткань, тяжелый шелк с тонкой вышивкой жемчугом, была красивой, но в ней не было меня.
Это было платье для другой – для той, кем я никогда не стану.
– Нет, – мой голос был тихим, но в нем звенела сталь. – Я не надену это.
Служанки замерли, их глаза расширились от ужаса. Фатма шагнула вперед, ее руки дрожали, когда она попыталась возразить:
– Госпожа, это традиция. Госпожа Хадидже выбрала его специально…
– Традиция? – я встала, чувствуя, как ярость разливается по венам, как огонь, сжигающий страх. – Это не традиция, это цепи! Вы думаете, я позволю зашить меня в этот саван, чтобы стать безвольной тенью Амира? Никогда!
Схватила платье, выдернув его из коробки. Ткань была холодной, скользкой, но я не чувствовала ничего, кроме гнева. Мои пальцы вцепились в высокий ворот, и я рванула его, разрывая шелк с хрустом, который эхом разнесся по комнате.
Служанки ахнули, Фатма прижала руку ко рту, но я не остановилась. Сорвала длинные рукава, обнажая плечи, разодрала ткань на груди, открывая декольте, которое кричало о моем бунте.
Жемчуг посыпался на пол, как слезы, но мне было плевать. Это было мое платье теперь – не их.
– Госпожа Элиф, что вы делаете?! – Фатма шагнула ко мне, ее голос дрожал. – Это платье… Госпожа Хадидже…
– Хадидже может подавиться своим платьем! – рявкнула, швырнув обрывки ткани на пол. – Или я иду так, или пусть ищут другую невесту.
Дверь распахнулась с такой силой, что стеклянные подвески на люстре задрожали. Хадидже-ханым стояла на пороге, ее глаза горели холодным огнем, а шелковый платок, идеально уложенный, казался короной. Она посмотрела на меня, на разорванное платье, на жемчуг, рассыпанный по мрамору, и ее губы сжались в тонкую линию.
– Как
