Обманутая - Рина Дейн
В восемнадцать он собрал свои вещи, небольшие сбережения и ушел навсегда, оставив после себя записку с простым словом «прощай». С того дня прошло семь лет, а Эрик до сих пор помнил, как в груди приятно покалывало от предчувствия новой жизни вдали от матери и всего, к чему он так и не смог привыкнуть. Эрик, хотя тогда его звали иначе, нашел небольшую квартиру. В ней он жил до того дня, пока не переехал с Олесей в этот город. Поступил в университет, нашел работу и всячески устраивал свою жизнь. Без отца, матери и других проблем. Один.
– Расскажешь мне? – снова услышал он вопрос. – Ой, прости. Я влезаю не в свое дело.
– Это твое дело, мы ведь встречаемся, – усмехнулся Эрик, продолжая идти по дорожке. Задумавшись, Эрик начал рассказывать Олесе историю своих отношений с матерью, достаточно правдивую. Он избегал некоторых моментов жизни, в основном город, в который переехал, добавил немного фактов об Олесе. Не рассказывал о своем детстве, лишь упомянул вскользь, что время то было трудное. Рассказ получился довольно достоверным и эмоциональным, с каждым услышанным словом Олеся обнимала его крепче.
Она испытывала сильную жалость к нему, хотела обнять Эрика. Сама. Впервые.
– Такую мать никому не пожелаешь.
– Родителей не выбирают, – он снова поцеловал ее в макушку.
– Я не помню своих, так что не могу понять, что именно ты чувствуешь.
– Это пройдет, все будет хорошо, Олеся.
Эрик порой осматривался по сторонам, волнуясь, что кто-то их увидит. Олесю сейчас было почти не узнать, но все равно какое-то семя страха таилось глубоко внутри. Эрик не паниковал, не чувствовал себя параноиком, но лишний раз старался из дома не выходить и не позволял Олесе влезать в интернет без его ведома. Эрик всячески ограждал ее от новостей, игнорировал подобные передачи, постоянно включал что-то развлекательное.
Когда она прижималась к нему, Эрик понимал, что все сделал правильно. Что идет все так, как и должно – Олеся постепенно становилась его маленькой девочкой, которую он от себя никогда не отпустит. Эрик был готов убить любого, кто посмел бы лишь попытаться отнять ее у него. Эрик хотел просыпаться и засыпать рядом с ней, быть единственным, кто будет слышать ее звонкий и смущенный смех, видеть эту легкую улыбку и чувствовать Олесины руки на плечах и талии, когда она обнимала его. Он полностью был поглощен чувствами, влюбленность захватила его с головой.
– Я тебя люблю, – прошептал Эрик, смотря на дверь их подъезда. Он почувствовал, увидел, как в Олесе что-то переменилось, когда она услышала эти слова. Но то, что Олеся не отстранилась от него, говорило о многом.
– Я не помню этого, но думаю, что любила тебя, – говорить это было слишком неловко.
– Ты любила меня, Олесь. И сейчас я сделаю все, чтобы полюбила вновь. – Взяв ее лицо в ладони, он заставил посмотреть на себя. – А пока… моей любви хватит на нас двоих.
Она не знала, что ответить. Вряд ли то, что она сейчас чувствовала, можно назвать любовью.
– Я не тороплю тебя, – он наклонился и легко коснулся ее губ своими. Эрик был прав. Они такие же сладкие, как и та вата, которую Олеся ела не так давно. Сладкие и мягкие. Эрику стоило многих усилий отстраниться от Олеси, а не наброситься прямо здесь и не продолжить поцелуй.
«Терпение, смирение, и все будет хорошо», – успокаивал он себя, а на деле лишь улыбался и вел Олесю в дом. В их небольшую квартиру, к которой он сам привык и не чувствовал себя чужим в ней. Да и Олеся перестала озираться по сторонам, пугаться каких-то вещей, а всеми способами пыталась привнести в квартиру уют, что у нее получалось.
Семнадцатая глава
Валерия Владимировна старалась не заходить в комнату дочери слишком часто, но регулярно проветривала ее, наводила порядок, каждую вещь ставила на свое место. Мысль, что ее Есения уехала на работу и с минуты на минуту вернется, успокаивала и помогала хоть на время забыться. Женщина за эти недели осунулась, сгорбилась и даже постарела на несколько лет. В свои сорок пять выглядела далеко за пятьдесят, перестала наносить макияж и прихорашиваться на работу, что раньше делала ежедневно. Это было ее особым ритуалом. Валерия Владимировна старалась скрывать свой возраст, казаться молодой и представительной. Ей нравился взгляд дочери на нее. Девочка гордилась, какой была ее мать, несмотря на раннюю смерть мужа. Несколько лет назад Есения заводила разговор, что мама не обязана оставаться одной; что в городе есть мужчины, которые ухаживали за ней, но та давала всем от ворот поворот.
– Лучше твоего отца все равно никого нет, – всякий раз повторяла Валерия Владимировна, бросая взгляды на фотографию на стене. На старый семейный портрет – темноволосый мужчина держал на руках маленький сверток, из которого торчала крошечная ручка, пальчики были согнуты в кулачок. Рядом с ним стояла женщина в темно-синем платье и с собранными в косу волосами, в руках у нее был букет лилий. Они выглядели счастливыми, самой настоящей идеальной семьей.
– Не все должны быть идеальными, как папа. Такого больше нигде не найти.
На следующий день после того разговора Валерия Владимировна впервые за долгое время пошла на свидание. Долго прихорашивалась перед зеркалом в своей комнате, в итоге выбор пал на нежно-голубое платье с запахом, которое доходило ей до колена. Есения выбрала матери туфли на небольшом каблуке и миниатюрную сумочку, помогла привести волосы в порядок, а с макияжем женщина разбиралась сама. Ее мать вернулась ближе к одиннадцати. Нельзя было сказать, прошло все хорошо или плохо, по лицу ничего видно не было. Олеся узнала лишь утром, что все прошло не так плохо, как Валерия Владимировна предполагала. Но больше она на свидания не пойдет. Сказала, что это все не для нее, что она чувствовала себя неуютно, некомфортно, лишней.
Сейчас, вспоминая то, как Есения готовила печенье с кусочками шоколада и орешками, чтобы поднять матери настроение, Валерия Владимировна едва сдерживала слезы. Она точно знала, что ее дочь жива, но где именно и что с ней, понятия не имела. Валерия Владимировна верила, что ее ребенок жив, ведь она мать, а матери всегда чувствуют, если с их детьми что-то не так. Так и она – в сердце было полно
