Штрафной удар в сердце (ЛП) - Ми Мэри

Как будто все было на своих местах, там, где я должна была быть.

Он провел пальцем по моему лицу, а затем притянул меня к себе для поцелуя, его член все еще был тверд во мне, наши тела были переплетены.

Далтон проник под мою кожу, в мою голову.

В мое сердце.

Мы лежали, переплетенные друг с другом, после еще одного раунда в душе.

— Когда ты вообще успел снять сапоги? — спросила я, вспоминая, как прошел сегодняшний вечер.

Сказать, что я не ожидала этого, было бы ложью. Еще большей ложью было бы утверждать, что я на это не надеялась.

— Черт, даже не знаю, как-то быстро из них выскочил. Практически выпрыгнул, — ответил он и посмотрел на меня, широко улыбаясь.

— В следующий раз оставлю шляпу, и сможешь оседлать меня.

— Разве это не я должна носить шляпу? «Наденешь шляпу — оседлаешь ковбоя» и вся такая фигня, — ответила я, махнув рукой, смеясь над тем, как его улыбка сменилась на мрачную гримасу.

— И где ты услышала это правило?

Я прикусила губу, чтобы сдержать смех, повернулась на бок, чтобы полностью видеть его лицо.

— Это что, ревность?

— Да, малышка, ревность, — сказал он и накрыл мои губы поцелуем, заставив меня растаять в его объятиях.

Боже, мы были ненасытны, и я была уверена, что этот поцелуй приведет к тому, что его язык снова окажется между моих ног, уже в третий раз за последние пару часов, но пронзительный звонок прорезал этот туман.

— Клянусь, если это твоя кузина... — он перевернулся, нащупывая телефон. — Черт. Это мой отец.

Эта короткая фраза заставила мое сердце забиться быстрее. Я почти сказала ему не брать трубку, но не успела.

— Привет, пап, — голос Далтона стал напряженным, лишенным обычного обаяния. Громкость была недостаточной, чтобы я могла разобрать, что ему отвечают, но мне не понравилось, как он напрягся. — О каких изменениях ты говоришь? — Его губы сжались, челюсть напряглась, пока он слушал очередную чушь. Я переплела пальцы с его, слегка сжала в знак поддержки. Мне ненавистно было видеть его таким подавленным. — А моё мнение кого-то интересует? Да, я знаю, что не совладелец, но я капитан. И твой сын.

Последнее слово он произнес с таким презрением, что оно прозвучало как плевок. Что бы ни ответил его отец, это лишь усилило хмурость на лице Далтона. Его пальцы сжались вокруг моих так сильно, что стало больно, но я не отдернула руку.

— Ладно. Да, это все, что я хотел сказать. Не понимаю, зачем звонить среди ночи, сообщать о перестановках в команде, но не говоря ничего конкретного. Какой вообще смысл этого звонка, если ты не хочешь услышать мое мнение? — он сделал паузу, челюсть все еще была напряжена. — Открытие сезона на этой неделе. Хотя бы подожди, пока не увидишь игру, прежде чем принимать решения.

С этим он завершил звонок, наконец взглянув на меня. В его зеленых глазах бушевала злость.

— Он уже планирует обмены, и сезон даже не начался. Он даже не видел, черт побери, ни одной игры.

Лунный свет, просачивавшийся сквозь полупрозрачные шторы, давал достаточно освещения, чтобы я могла разглядеть резкие линии его напряженной челюсти.

— Мы справимся, да? Ну, он же наверняка спросит мнение Монро, прежде чем что-то решать. И, я уверена, он захочет услышать и твое мнение — это же твоя команда, так же, как и его.

Далтон выглядел так, будто цеплялся за надежду, но я и сама не знала, действительно ли его отец будет спрашивать его или даже Монро. Винсент был нарциссом, который обожал держать все под контролем — очередная демонстрация власти. Но я не хотела озвучивать эти опасения вслух.

Признание о встрече с Винсентом в коридоре вертелось у меня на языке, но я всё ещё не знала, стоит ли рассказывать об этом Далтону.

Что-то холодное осело у меня в животе — тревожное предчувствие, которому я не могла найти объяснение.

Я услышала, как он пошевелился, но не поняла, что он делает, пока его мизинец не зацепился за мой, как будто держался за последнюю соломинку.

— Клянешься, что не расскажешь? — прошептал он, и боль в его голосе рвала мне сердце.

— Клянусь на мизинце, — прошептала я в ответ.

Далтон глубоко вздохнул:

— Он никогда не хотел быть частью моей жизни. Мой отец переспал с моей мамой, когда был на выездной игре. Она тогда работала барменшей в заведении, где тусовалась команда. Я не стал спрашивать у нее подробностей, потому что представлять, как моя мама занимается сексом, ну такое… — он улыбнулся, но в этой улыбке было столько грусти. — Мама сказала, что это было один раз. Мобильных телефонов тогда еще не было, он даже не удосужился оставить номер. Но когда она узнала, что беременна, устроила настоящее расследование. Так и выяснила, что он, оказывается, женат, и даже не упомянул, что он хоккеист.

Я ахнула от такого признания:

— И что было дальше?

— Ничего. Он сказал маме больше с ним не связываться, обвинил ее во лжи, мол, она выдумала беременность или порвала презерватив. Пообещал, что если она пойдёт в прессу, он её уничтожит.

Я приподнялась на локте, мне нужно было видеть его лицо. Сердце сжалось от той тоски, что читалась в его выражении. Я поцеловала его в щеку, соленую от пота и слез, зацеловала его лицо и губы, а потом снова посмотрела на него.

— Твой отец — ублюдок.

Он прикусил губу, глядя куда-то в пространство. Когда заговорил, в голосе звучала отстраненность, как будто он погрузился в воспоминания, и я позволила ему выпустить наружу все то, что копилось годами.

— Я получил полную стипендию за успехи в хоккее. Стал новичком года, побил рекорды в первый же курс. Вернулся на второй, и когда мы попали в плей-офф, он внезапно появился на тренировке. Я даже не знал, что мой биологический отец — хоккеист. Мама никогда не говорила. Мы вообще не говорили о моем отце. Это была наша первая крупная ссора, — он провел рукой по затылку. — До сих пор жалею. А потом он позвал меня на ужин и рассказал, будто мама всю жизнь держала его в стороне. И он был таким…

— Убедительным? — подсказала я.

Он кивнул, и даже при тусклом свете я поняла, он смотрит в никуда.

— Очень. Вот так я и бросил учебу на последнем курсе и подписал контракт с «Десперадос». Мама хотела, чтобы я получил диплом, — он горько усмехнулся. — Но мне так хотелось ему угодить. Дать ему повод остаться, — его взгляд встретился с моим, и в словах звучала горечь: — Его бесит, когда я называю его отцом. Мы живем в одном доме, на одном этаже, и я ни разу не видел его здесь. Я вожу машину, которую он хочет, представляюсь фамилией, которой он хочет, веду себя, как он хочет… И он все равно не дает мне звать его отцом. Может, если мы выиграем Кубок Стэнли в этом году…

Мое сердце разлетелось в дребезги от того, как Далтон жаждал принятия. От надежды, что звучала в его последней фразе. Он верил в ложь, будто любовь отца нужно заслужить, будто он недостаточно хорош, и ему нужно стараться еще больше, чтобы получить хоть крошку этой любви.

Хотя на самом деле, это отец был недостоин его.

Я не знала, как сказать, что ему лучше без этого ублюдка. Моя интуиция подсказывала, что он пока не готов это услышать. Так что я сделала единственное логичное.

Ушла в юмор.

— Думаешь, твои «проблемы с отцом» решатся, если я буду звать тебя Papi45?

Он расхохотался, одарив меня широчайшей улыбкой, явно был рад смене темы. Улыбка не угасла, когда он заправил прядь моих волос за ухо, провел пальцами вниз по шее, оставляя за собой дорожку мурашек.

— Думаю, ты решишь все мои проблемы, если будешь звать меня Papi в постели.

ГЛАВА 43

ДАЛТОН

ПОЧЕМУ Я ТАЮ ОТ ВЫМЫШЛЕННЫХ РАЗГОВОРОВ?!?