Воля владыки. У твоих ног - Рия Радовская

Мастер достал щипцы, помахал ими в воздухе, зажал прядь. Повел сверху вниз, натягивая почти до боли, но, что странно, это показалось даже приятным. Вспомнилось, как Асир трепал ее по голове, и почему-то страдания Сальмы. «Владыка любит волосы»…
— Да простится мне непрошеный совет, но вам, госпожа, длинные будут больше к лицу. Грешно обстригать такое богатство. Я пришлю подходящий шампунь и бальзамы.
— Я ими воспользуюсь, — пообещала Лин, — спасибо.
Мастер вытягивал прядь за прядью, те падали вдоль лица, легкие, гладкие, непривычно послушные. Кажется, даже оттенок менялся. «Теперь точно не я», — мелькнула мысль, когда Эниар провел ровный пробор, уложил волосы так, что они оставляли открытым лоб, зато почти полностью закрывали уши, и собрал сзади, на затылке, чем-то их там скрепив. Чуть заметная тяжесть легла вдоль пробора, от затылка к середине лба.
— Готово, — мастер отошел от нее, осмотрел свою работу и кивнул: — Да, готово. Это все, что я могу в таких условиях.
— Никто не сделал бы больше, чем вы, — милостиво заметила Лалия.
Мастер Эниар ушел, а Лин снова повернулась к зеркалу. Гладкие блестящие волосы лежали двумя мягкими волнами, разделенные по пробору нитью золотистого жемчуга. Большая, идеально круглая жемчужина спускалась на лоб. Лин осторожно потрогала — как она там держится? Нащупала металлические «усики» шпильки. Не на такие ли, как говорил Ладуш, можно закреплять платок? Но сейчас мастер укрепил его на затылке, почти как фату.
Подошла Лалия, отразилась рядом — белая, сверкающая, в водопаде черных волос. Они потрясающе смотрелись рядом — потрясающе контрастно, разные, как день и ночь, но обе, пожалуй, достойные такого повелителя, как Асир. Вот только…
— А почему ничего белого нет? Я думала, обязательно что-то белое, раз я анха владыки.
Лалия улыбнулась.
— Ему приятно будет узнать, что ты сама об этом вспомнила. Последний штрих.
Взяла со стола плоскую шкатулку. Раскрыла и достала, как показалось Лин, широкую короткую ленту. Она будто была частью наряда Лалии: сияюще-белая, усыпанная искрами мелких прозрачных бриллиантов. Лин только подумала, куда можно нацепить такое несуразное украшение, но спросить не успела: Лалия шагнула к ней и затянула ленту у Лин на шее — не туго, но достаточно плотно, чтобы не болталось. Скорее ошейник, чем ожерелье. Лин не смогла бы сказать, что почувствовала при этой мысли, и отчего ее отражение вспыхнуло вдруг слишком ярким румянцем.
Провела пальцами по граням камней, по белому шелку. Ни на одной анхе в серале она ни разу не видела ничего похожего. Носили браслеты, пояса, серьги, кольца. Если кто и надевал бусы, то длинные, спускавшиеся на грудь, или массивные, тяжелые ожерелья из золота и драгоценных камней.
— Это что-то означает?
— Только то, что ты не просто принадлежишь владыке, но и рада ему принадлежать, и хочешь этого. Ты ведь хочешь? — Лалия поймала взгляд Лин и пояснила вкрадчивым шепотом: — Это послание. Если ты не готова открыто признать свое желание, лучше снять. Найдем что-нибудь другое. Можно белую ленту на запястье повязать, этого хватит.
— Почему тогда весь сераль так не ходит?
Лалия тихо рассмеялась.
— Потому что они надеются. Если уж не вышло стать митхуной повелителя, сгодится любой знатный кродах. Видела же, как они встречают здесь гостей. Когда наскучат владыке, смогут найти кого-нибудь еще, создать семью, родить детей. А халасан — это знак: ты никого не ждешь, никого не хочешь, кроме владыки. Я тоже такой носила когда-то, — закончила она с непонятной усмешкой. — Но у меня были другие причины.
Лин снова провела пальцами по ошейнику-халасану. С черно-золотым, без единой белой нитки нарядом это «послание» смотрелось вызывающе броско. Или даже просто — вызывающе.
— Тоже твоя идея? — спросила Лин. — Пусть остается. Ты правильно поняла, я не хочу никого другого.
Глава 29
Стихли голоса в серале.
— Нам тоже пора, — сказала Лалия.
За дверью их ждал целый эскорт клиб и вооруженных больше обычного кродахов. При каждом шаге они звенели, как целый арсенал. Ни один даже не посмотрел ни на Лин, ни на Лалию, вот только запах при их появлении все равно усилился, навязчиво и едко оседал в носу и гортани. Лин морщилась. Лалия, заметив, объяснила вполголоса:
— Это необходимость. Слишком много праздника и выпивки, не все могут сдержаться. Если кому-то придет в голову подобраться к нам ближе, клибы могут не справиться.
Владыку Асира она увидела издали, тот стоял у парадного входа во дворец, тоже окруженный охраной. И одет был — как обычно. Только плечи укрывал белоснежный мех. Адамас, величественный и явно не слишком довольный происходящим, сидел рядом. Белая шкура сверкала мелкими драгоценными камнями в серебряной оплетке. Лин не сдержала улыбку. Вряд ли Адамасу нравилось это подобие не то попоны, не то конской упряжи, но смотрелся он значительно, даже устрашающе.
Владыка кивнул, когда они подошли, оглядел, задержавшись на ошейнике Лин, и посмотрел на Лалию.
— Что? — спросила та. — Не убивай меня взглядом, она все знает.
— Даже так? Хорошо. Мне нравится твой выбор.
— Не скажу, что я удивлена.
— Но тебе никогда не надоест это слышать.
— Никогда, — согласилась Лалия.
— Идемте.
Лин он не сказал ничего, но это было, пожалуй, к лучшему. После шума и суеты сераля, после вопросов, объяснений, сборов, запаха чужих кродахов нужно было перевести дух. Окунуться в густой спокойный запах Асира и тоже успокоиться. Напомнить себе, что они идут на публичное, бездна забери, мероприятие, что на них будут не просто пялиться все кому не лень, но оценивать, причем оценивать — владыку. В том числе по его анхам. И далеко не всегда — доброжелательно. Лин услышала и запомнила слова Лалии о врагах и завистниках. Вот и пусть завидуют, уроды. А она — она вспомнит «дежурства по обеспечению порядка», на которые по большим городским праздникам срывали всех, и немного подвинет личную