Воля владыки. У твоих ног - Рия Радовская
Оставался платок — тончайший золотой шифон с плотной вышивкой по кайме, но Лалия остановила потянувшуюся за ним Лин:
— Не так быстро. Встань здесь, — обошла вокруг, обернулась к столу, осматривая мерцающую выставку ювелирки. — Руки подними. — Бедра охватил пояс, собранный, кажется, только из драгоценностей: на черной металлической основе вспыхивали гранями золотые бусины и камни, такие же, как на вышивке, но крупнее, ограненные так, что падавший на них свет казался навечно пойманным в ловушку, вокруг них мелкой изморозью сверкали камни совсем маленькие, и Лин отчего-то вспомнила закат над морем. Потом Лалия надела на ее запястья широкие браслеты, в комплект к поясу, кивнула: — Теперь серьги. Точнее — то, что ты можешь надеть вместо них, раз уж не озаботилась проколоть уши.
— А надо было⁈ — Лин невольно прикрыла мочки. — Прокалывать?
Лалия фыркнула.
— Иногда это добавляет привлекательности. Расслабься. Прямо сейчас я не собираюсь втыкать в тебя иглы. Надумаешь — скажешь клибам, они приведут мастера.
Лин была уверена, что не надумает, ровно до того момента, когда Лалия нацепила ей на уши замену серьгам. По ощущениям это напоминало прищепку, на которой держалась небольшая гиря — мочки сдавливало и оттягивало. Хотя… это ведь только сегодня. Один вечер можно потерпеть.
— Теперь сядь. Сделаем тебе лицо.
— Что сделаем? — но Лалия уже раскладывала на столе содержимое еще одной шкатулки, и Лин, осторожно присев на краешек кровати, подумала, что зря она, наверное, в прежней жизни никогда не интересовалась всякими там косметиками и макияжами. Хоть бы представляла, что ее ждет. Зачем все эти кисточки, широкие, тонкие и совсем-совсем узкие, как игла, щеточки и губки, коробочки и баночки с черным, белым и разноцветным.
— Закрой глаза и не шевелись.
От всех этих штук лицу было щекотно. Лин вдыхала незнакомые приятные запахи. Морщилась, потому что от некоторых очень хотелось чихнуть. Особенно сильно, когда Лалия щекотала какой-то кистью нос. Самый кончик. Что-то тонкое и мокрое прошлось по векам. Чем-то сухим обсыпало щеки.
— Теперь открой глаза и не моргай, — велела Лалия. — Моргнешь, придется все стереть и начать сначала.
Лин честно старалась не моргать. Таращилась на Лалию изо всех сил, но когда тебе в глаз тычут щеткой, пусть и тонкой, обмазанной чем-то черным, хочется не просто моргнуть, а сбежать подальше. Чтобы хоть немного отвлечься, она спросила:
— Владыке правда это нравится? Тут вчера чуть не подрались из-за какой-то помады, «цвет которой ему особенно по душе».
— Владыка имел неосторожность однажды сказать Миране, что у нее сочные губы. Теперь у нас есть «любимый цвет помады». Ужасный. Багровый в синеву, как перезрелая слива. — Лалия как раз перешла к губам. Обводила их по контуру, а потом что-то там размазывала. — А вот у тебя правда сочные. И сейчас станут еще сочнее.
Губы цвета перезрелой сливы — это и в самом деле было ужасно, и Лин порадовалась, что «любимый цвет» оказался всего лишь очередной глупостью, и ей такое не грозит. То, чем мазала Лалия ее губы, было приятного розово-золотистого оттенка. Хотя, конечно, она предпочла бы обойтись вовсе без этого.
— Теперь запомни. Веки пальцами не тереть, есть и пить можно спокойно. После праздника будешь все смывать специальным бальзамом и губками, оставлю на столе. С ресницами осторожней, тушь снимай аккуратно. Попадет в глаз — мало не покажется.
Лалия отошла, окинула Лин пристальным взглядом и кивнула.
— Кольца тебе не пойдут, руки неухоженные. Но и так неплохо. Иди сюда.
Взяла ее за плечи и развернула к зеркалу.
— Ну как?
— Это я⁈
Макияж не был ярким, издали, пожалуй, и не поймешь, что он вообще есть. Но преобразил ее лицо так, что Лин сама себя не узнавала. Глаза стали больше и ярче в обрамлении черных, непривычно длинных ресниц. И разрез словно изменился. Удлинился? Пожалуй, да, но не только. Уголки выглядят приподнятыми, и взгляд стал задорным и лукавым. И губы совсем другие, выразительные и… да, «сочные».
— Кроме нас двоих, здесь никого нет, — чуть слышно рассмеялась Лалия.
— Наверное, короткие волосы все портят? У вас же так не принято? — Лин, конечно, не страдала по поводу своей стрижки, но одно дело — гулять по саду или бежать в зверинец, и совсем другое — быть рядом с владыкой на празднике.
— Поздно, — Лалия фыркнула. — Надо было думать об этом, когда гуляла по ярмарке с владыкой без платка. Ты не бываешь в городе, а я вот уже видела нескольких почтенных анх с волосами чуть длиннее, чем у тебя. Анха владыки — образец для подражания, даже если ей вздумается нацепить на себя рыболовную сеть. Помни об этом.
— Может, новая мода хоть немного утешит Сальму? Хотя… она говорила, владыка любит длинные волосы, — Лин задумчиво посмотрела на себя в зеркало — именно на себя, а не на роскошный наряд и нарисованное лицо. Что видел владыка Асир в тощей невысокой анхе, по-мальчишески угловатой и почти плоской, коротко стриженной? Чем она могла привлечь или порадовать такого кродаха?
— Любит, — Лалия загадочно улыбнулась. — Во многих смыслах. Но Сальму это уже утешило, слегка. А с тобой мы еще не закончили. Где там мастер Эниар? Если его перехватили, я буду очень, очень недовольна.
Словно услышав, в комнату с поклоном вошел незнакомый клиба. Круглый, добродушный, лоснящийся, в забавных светлых кудряшках, он глубоко поклонился Лалии и спросил:
— Госпожа решила переделать прическу?
— Нет. Вы займетесь не мной. Вот ваше испытание, — и указала на Лин.
Мастер всплеснул руками:
— Великие предки! Это и правда испытание. Даже, я бы сказал, вызов! Но вы же знаете, госпожа, я люблю интересные вызовы.
Усадил Лин в кресло, обошел вокруг. Пропустил между пальцев прядь ее волос, покачал головой.
— Прекрасные волосы, но, госпожа, почему вы совсем за ними не ухаживаете? Поверните голову к окну. Так, хорошо. Теперь подбородок чуть вверх. Хм. Да. Интересно будет попробовать.
— Не сомневаюсь, что вы справитесь, — улыбнулась Лалия.
Клиба-помощник поставил рядом ящик с инструментом: расчески, гребни всех видов, устрашающего вида щипцы, от которых пахло каленым
