Дочь мольфара - Ри Даль
Эти движения неизменно сопровождались монотонной, лишённой всяких эмоций единственной фразой:
— Господи, помилуй… Господи, помилуй…
За каждым выдохом следовал новый удар. Острые крючки на концах наказующего орудия впивались в уже израненную побагровевшую кожу. Мелкие рваные раны покрыли всю поверхность обнажённой спины. Но даже орошающие пол брызги крови не останавливали происходящего. Удары продолжались и набирали силу, причиняя ещё больше страданий, ещё сильнее уродуя незащищённую плоть.
— Господи, помилуй… Господи, помилуй…
Самоистязание длилось уже достаточно долго, чтобы крючки наконец добрались до самой лакомой части тела. Теперь они каждый раз вырывали по кусочкам ошмётки мышц. Иногда те долетали до стен и прилипали к шершавой поверхности подобно насекомым, которых настигла мухобойка.
Отец Тодор не желал останавливаться. Истинное покаяние требовало полной самоотдачи и всей жертвенности, на которую было способно грешное мирское тело. Любовь к богу всегда писалась алыми красками и самоотречением. Терпение и боль проходили рука об руку по кровавому следу богоугодного пути. Зло беспощадно. Стало быть, и добро не может щадить, когда речь идёт о высшем благе. А истовая покорность и молитва способны сотворить настоящие чудеса. Чудо исцеления через умерщвление плоти.
— Господи, помилуй… Господи, помилуй… — усердно повторял Отец Тодор, снова и снова хлеща себя плетью.
И с каждым ударом он принимал очищение. Принимал с радостью и слезами благодарности за то, что ему позволено хоть на миг достигнуть высшей благодати.
Покончив с бичеванием, он уложил своё верное орудие на домашний алтарь с иконами и свечами, перекрестился. Вытащил гвоздяной засов из звеньев цепи, прежде туго стягивавшей левое бедро. Затем освободил правое от самодельной вериги. На месте цепей расползся сизой полосой и темнеющий с каждой секундой кровоподтёк.
«Хорошо», — благодарно подумал Отец Тодор и принялся одеваться.
Когда он уже запахивал рясу, в дверь комнатушки постучали. Священник нахмурился. Он не одобрял, если его отрывали от богоугодного служения без веской на то причины. За дверью оказалась светлоокая Каталина — единственная доча рукоположённого Отца. Тодор знал, что дитя было дано ему в наказание и во искупление, как и все прочие дети, особенно — дочери.
— Чего тебе? — осведомился он, заранее изготовившись пояснить неразумному существу, как нехорошо тревожить праведного человека.
— Т..там п..пришли к..к вам, — медленно протянула Каталина, боязливо отступая в сторону.
Бесовская кара воистину не знала границ и достигла даже священного дома, сделав из глупой некрасивой девочки глупую некрасивую заику. Ни молитвы, ни розги, ни суровые наказания не помогли. Не помог и десятидневный страстной голод, после которого Каталина лишь исхудала до полного безобразия, но речь её так и не стала яснее. Отныне Отец Тодор мог уповать лишь на скорое замужество дочери — может, тогда она поумнеет и подарит хотя бы здоровые приплод.
— Кто пришёл? — священник помрачнел ещё пуще.
— Г..голова Ш..ш..ша…
— Шандор, — раздражённо договорил святой Отец и устремился в горницу, где его дожидался второй по величине после самого Тодора житель деревни.
Войдя, он сразу заприметил Ксиллу, учтиво обхаживающую гостя. Попадья уже накрыла на стол, потчевала гостя всем, что имелось в доме. Судя по захмелевшему виду Шандора, он уже заждался аудиенции.
— Отче наш, — немедленно бросилась целовать Ксилла выпростанную руку, которую Отец Тодор тут же отнял и протянул теперь мирскому служителю.
— Здравствуй, Отец. Разговор есть, — уважив обычай целования, быстро перешёл к делу Шандор.
Тодор сделал знак супруге выйти. Ксилла отвесила поклон и тотчас скрылась с глаз. Священник разместился за столом напротив гостя.
Сидеть с прямой спиной было трудно. Раны, которые он только прикрыл чистой рубахой, продолжали кровоточить. Но Отец Тодор не боялся ни боли, ни болезни, ни нагноения. Бог защитил его с самого рождения, дав могучее здоровое тело, крепкие нервы, стальной характер и чистую душу, которую, как истовый раб божий, Отец Тодор часто и старательно омывал кровью. Всё-таки бренная жизнь пятнала и его. А как иначе? На то оно и служение — убивать чертей, не вводиться во искушение, страдать и молиться, молиться.
— Говори, Шандор, — повелел Отец Тодор, слегка поёжившись от непрестанно пульсирующей обширной раны. — С чем пожаловал?
— Совета твоего хочу испросить, — ответил голова.
— Спрашивай. Что тебя мучает?
— Про Агнешку всё рассудить не могу.
— А что про неё судить? — тёмные глаза Отца Тодора блеснули недобро и презрительно.
— Да народ волнуется. Думает извести её.
— Народ ничего сам не думает, — возразил священник. — Народ будет думать только то, что ты им скажешь.
— В том и дело, что не знаю я, что им сказать. Коли ведьма она, может, и правда прогнать её нужно. Но отец её — мольфар. Он один такой у нас. Человек полезный, тихий, непривередливый. Может, не надобно его обижать?
— Не надобно, — спокойно согласился Отец Тодор. — Мы не для того богу служим, чтобы без надобности обижать. Космину и ту же терпели, хоть и нелюдь она чистой крови.
— О ней слуху никакого давно нет, — сказал Шандор, пожав массивными плечами. — Да и не ходила она никогда в деревню. Как и Штефан. Жили себе с краю и вреда не чинили. А Агнешка, бывает, захаживает — то на базар, то в церковь, то ещё куда.
— В церковь больше не подастся. Пусть живёт себе дальше как-нибудь. Главное — дружб с ней не водить. Ты побеседуй с родительницами Илки и Лисии. Чтоб учили они почаще и построже девиц своих. Кнут им в помощь.
— Скажу, — кивнул староста, вполне довольный таким решением, намереваясь подняться со скамьи.
— И сынку своему Янко тоже скажи, — прибил его обратно к сидению голос Отца Тодора, — что с нечестивыми только блудники водятся.
Голова Шандор сдвинул густые брови к переносице:
— Что это ты говоришь? Янко в жизни никогда такого позора не делал.
Тодор невозмутимо выдержал взгляд старосты и ответил:
— Значит, образумился он? И чудить понапрасну не вздумает?
— Нет, конечно. И уговор наш всецело в силе.
— Когда? — холодно уточнил священник.
— Весной. Как и уговаривались. Как только снег стает, так и сыграем свадебку.
— Добро.
