Потерянная душа - Марина Ефиминюк
Неожиданно Катерина осознала, что на дороге происходило какое-то совершенно неправильное, иррациональное движение. Ее маленькую машинку теснил черный внедорожник с запрещенными затемненными окнами. Женщину пронзило ощущение опасности. Она попыталась сбавить скорость, но и противник тоже притормозил. Катя прибавила газу, но внедорожник шел бок к боку.
— Что ж ты делаешь, стервец?! — пробормотала водительница, с тревогой видя, что дорога впереди круто поворачивает в сторону. Катя фактически летела в центр развязки, в ограждение, но из-за агрессивного, потерявшего рассудок соседа не могла повернуть.
Теряя самообладание, она крутанула рулем. Черный тяжеловес сделал встречное движение, толкнув автомобильчик. Кабриолет кинуло в сторону. Катя вцепилась в руль, теряя управление. Секундой позже она ощутила чудовищной силы удар. Раздался жуткий скрежет покореженного металла. Голова женщины яростно мотнулась, в шее что-то хрустнуло. Перед глазами завертелась бешеная карусель…
Неожиданно вокруг стало темно и тихо, а на краю ускользающего сознания возникла успокаивающая мысль, что на самом деле умирать совсем не страшно.
В чулане становится нечем дышать. Дым наполняет крошечную тюрьму. Глаза слезятся, дыхание перехватывает.
— Открой! — Она колотит по двери. Потом напирает на нее всем весом, и неожиданно та поддается. Появляется щель, и через нее видно, что снаружи к ручке приставлен стул. Внутрь темницы валит дым.
С силой, умноженной страхом, она толкает дверь плечом, выбивая подпору. Она свободна и выскакивает на большой задымленный чердак. Внизу что-то беспрерывно гудит и с грохотом ломается.
Прижимая к носу рукав, она кидается к деревянной лестнице, но от представшей картины цепенеет. Дом охвачен пламенем. Горят ступени, покрытые толстым слоем лака, стены, обшитые деревом, резные перила. Внизу что-то взрывается. Жар опаляет лицо. Она не может спуститься и выбежать через дверь — везде огонь.
Приходя в себя, она разворачивается и бросается к чердачному окну, выходящему во двор. Она сможет спастись от пламени, если выберется с чердака на козырек крыши и спрыгнет вниз, в холодную темноту.
Она хватается за ручку, пытается открыть окно, трясет, но рама давно прикипела от старости.
— Открывайся же! — шепчет она, глотая слезы.
Теряя самообладание, она дергает ручку. Стекла звенят, но рама не поддается.
Она оглядывается в поисках предмета, которым можно было бы разбить окно и вылезти через створку, но чердак абсолютно пуст — длинная комната, клетка, грозившая стать крематорием. Только под остроугольной крышей на балке раскачиваются от жара сухие букеты полевых трав. И огонь, проникающий на чердак, пахнет горькой полынью.
Стащив куртку, она наматывает ее на кулак и возвращается к окну. Она видит свое отражение в стекле: черные волосы, темные испуганные глаза, большой рот, острые ключицы. Лицо белое, как полотно. Надо же, она и не догадывалась, что смуглые загорелые люди могут так сильно бледнеть.
Мгновение спустя, раздается оглушительный грохот, а в расширенных зрачках женщины из отражения расцветает невиданный огненный цветок…
Задыхаясь и хватая ртом воздух, она резко села на кровати. Вокруг царила темнота, но перед глазами вспыхивали всполохи ослепительного пламени.
Она не Настя Соловей, не девушка с рекламных обложек, не певица с волшебным голосом! Кто она?
Перед мысленным взором с бешеной скоростью мелькали картины из прошлого. Они проносились отрывками забытых кинофильмов, вырезанными кадрами, длинными эпизодами. Девушка вцепилась в волосы, желая отключить пугающее «телевидение» в голове.
… В ослепительно-солнечный день она бежит по двору, мимо детской площадки с качелями и песочницей, мимо высоких тополей по дорожке с белыми бордюрами. Дед поджидает свою голосистую птичку подъезда — высокий мужчина с военной выправкой. Он одет в парадную форму: китель с орденами, фуражку, а на погонах — крупные звезды.
— Дедушка!! — кричит она от радости, позабыв про наказ мамы вести себя тихо, как положено воспитанной девочке. Но она не девочка с черными косицами, а веселый галчонок.
— Ты вернулся! — вопит она, надрывая горло, и бросается к военному генералу в объятия. У дедушки сильные добрые руки, и прижимают они крепко-крепко. Проказница целует долгожданного гостя в пахнущую одеколоном щеку. Его густые седые усы щекочут и колются.
— Кира, ты хорошо себя вела? — с напускной строгостью спрашивает дед…
Ее имя Кира Краснова, и она погибла в страшном пожаре, закрытая на чердаке свихнувшимся социопатом! Она не дожила до тридцатилетнего юбилея всего несколько дней.
Зажав рот рукой, девушка давилась рыданиями и мечтала остановить беспрерывный поток воспоминаний, превращавший ее в преступницу. Стряхнувшая туман амнезии она до боли кусала ладонь, надеясь, что все-таки спит, отказываясь принимать реальность. А вокруг, издеваясь, звучали безжалостные голоса:
«Знание французского не могло придти ко мне само собой во время комы — это противоречит здравому смыслу».
«Анастасия, я хотела вашу сценическую подпись, а не обычную!»
«Я не помню, кто эта женщина для меня, но поставила дату ее рождения на кодовый замок».
«Я же не могу вспоминать людей, которых никогда не знала, или события, которые никогда не происходили!»
Боясь разбудить спящего рядом мужчину, она сползла с кровати и скорчилась на ледяном полу. Ее била крупная дрожь, по щекам катились слезы.
… Слякотно и холодно. Зима отвратительная — то замораживает насмерть, то сшибает оттепелями. С низкого серого неба вперемешку с ледяным дождем сыплет мороженое крошево.
Выйдя из междугороднего автобуса, с тяжелой сумкой на плече она направляется в сторону микрорайона, где живут родители. За плечами первая сессия, впереди каникулы, и она ужасно рада, наконец-то, повидать семью.
Путь к микрорайону проходит через парк с небольшим прудом. Сумерки, уже горят фонари, и от их света поблескивает наледь под ногами. Сугробы потемнели и провалились, под ногами хлюпает, и у нее насквозь промокли демисезонные сапоги. Дорожка скользкая, приходится балансировать руками. Она подозревает, что со стороны напоминает пресловутую мельницу из романа Сервантеса: высокая, худая, с длинными руками-лопастями.
Девушка замечает, что под пригорком, у самой кромки льда, побледневшей и истонченной из-за оттепели, толпятся ребятишки. Они что-то кричат, суют в черную проталину длинную палку.
Сначала ей кажется, что дети играют в рискованную игру рядом с подточенным льдом, но через мгновение она останавливается, пригвожденная внезапной мыслью.
Дети не играют! Они пытаются кого-то вытащить из-подо льда!
Она не раздумывает ни секунды: швыряет сумку и бросается под горку, но, поскользнувшись, съезжает вниз на спине. Одежда задирается,
