Жена первого короля орков - Рина Мадьяр

Гром останавливается в центре зала и, не говоря ни слова, кивает. Ученики по очереди подходят к большому столу совета и с глухим стуком выкладывают содержимое ларей на деревянных подносах.

Тишину нарушает металлический звон и грохот.

На столе оказываются десятки изделий. Не грубые заготовки, не кривые гвозди первых недель, которые я видела в день того злополучного пожара.

Перед нами работа мастеров. Пусть не великих, но умелых.

Серпы и косы с идеально отточенными, гибкими лезвиями, готовые к жатве. Топоры с проушинами, аккуратно обточенными под древко, с ровными, острыми лезвиями. Дверные петли и скобы такой чистоты отделки, что по ним скользит солнечный свет.

И главное на столе лежат инструменты. Молотки, зубила, клещи, стамески. Те самые, что нужны другим ремесленникам в городе. Каждое изделие несёт на себе небольшое, выжженное клеймо, где изображены переплетенные молот и дубовая ветвь, символ новой Гильдии.

— Ну? — раздается хриплый голос Грома, нарушая затянувшееся молчание. — Что скажете, старейшины? Духи земли принимают их труд? Металл поет чисто?

Мааршад, сидевший с закрытыми глазами, медленно поднимается. Он подходит к столу, берёт в руки серп. Проводит пальцем по лезвию, подносит к уху, словно прислушиваясь. Камень на его посохе мерцает ровным, спокойным светом.

— Металл поет, — объявляет шаман, и его голос звучит громко и четко. — Чисто и ровно. В нем нет тревоги, нет гнева. Есть сила земли и уважение огня. Духи довольны. Труд освящен.

По залу проносится облегченный вздох. Но главное испытание еще впереди.

Слово берет старейшина Дуррог. Он тяжело поднимается и, опираясь на посох, подходит к столу. Его старые, подслеповатые глаза внимательно изучают каждое изделие.

Он берет топор, щупает вес, проверяет баланс, проводит ногтем по кромке лезвия. Затем смотрит на Арна, который, кажется, вот-вот лишится чувств.

— Ты делал? — коротко бросает Дуррог.

— Д-да, старейшина, — голос Арна дрожит, но он держится. — Руда из западного карьера. Уголь брал тот, что с дубовой рощи. Плавили с молитвой Грома. Ковалия и Берт.

Дуррог молча кивает. Он откладывает топор и берет тонкое зубило, работу Мины. Изучает его так же пристально. Мина замирает, не дыша.

— А это? — его взгляд буравит девушку.

— Мое, старейшина, — выдыхает она. — Для резчиков по камню. Держать удобно. Не сломается.

Дуррог долго смотрит то на зубило, то на молодых людей, стоящих с гордо поднятыми головами, но дрожащими коленками. Затем он поворачивается к совету. Его голос, в прошлом такой резкий, звучит устало, но с нотками уважения.

— Я говорил, что это безумие. Что мягкий металл и слабые руки людей не выдержат духа нашей земли. — Он делает паузу, обводя взглядом зал. — Я ошибался. Это хорошая работа. Крепкая. Честная. Они научились не просто бить молотом. Они научились слушать металл и уважать огонь. — Он смотрит на Тарна. — Гильдия имеет право на жизнь. Пусть работают.

Нос предательски пощипывает от хлынувших чувств. Я не ожидала того, что Дуррог станет первым, кто даст добро на создание гильдии.

Эти слова становятся сигналом. Другие старейшины, один за другим, подходят, трогают изделия, кивают.

Слышны одобрительные возгласы, вопросы о цене и количестве. Лиана Белл, стоявшая в стороне с бумагами, уже готова с цифрами и предложениями по торговле. Это великое событие ещё и потому, что на совет орков сегодня допустили людей.

Тарн встает. Его фигура доминирует над залом.

— Совет услышал! — его голос гремит, не нуждаясь в усилии. — Гильдия мастеров Великой Равнины одобрена и признана! Отныне орки, люди и все, кто готов дать клятву духам этой земли и чтить наши законы, могут учиться ремеслу и трудиться на благо общего королевства! Первый заказ для дворца и городских укреплений будет передан Гильдии сегодня же!

Зал взрывается гулом одобрения. Ученики Грома не могут сдержать улыбок, они жмут друг другу руки, их глаза сияют. Сам Гром стоит с скрещенными на груди руками, и на его обычно суровом лице проскальзывает редкое выражение глубочайшего удовлетворения.

Тарн оборачивается ко мне. Его рука находит мою под столом и сжимает её. В его взгляде читается гордость.

Глава 56

Спустя несколько недель после триумфа гильдии Великая Равнина замирает в ожидании. Воздух звенит от предвкушения, густой и сладкий, как мёд.

Эренор утопает в зелени и цветах, но это не просто украшения. Это дары. Каждый клан, каждая семья принесли лучшее, что у них есть. Даже эльфийское посольство внесло свою лепту подарив городу на праздник нежные, вечноцветущие лозы, обвивающие колонны главной площади, источающие тонкий, пьянящий аромат.

Сегодня день Коронации.

Я стою на приготовленном возвышении у массивных ворот величественного дворца. Мое платье тернового цвета отливает глубиной и покоем. Корона-венок из вечнозеленых ветвей и цветов Равнины кажется удивительно легкой на голове. Сегодня я не просто гостья, а признанная эльфийская принцесса, которой суждено стать женой первого короля.

Площадь перед дворцом выглядит словно море голов. Орки в полных боевых регалиях, с начищенными до блеска доспехами и топорами на плечах. Люди в своих лучших нарядах. Гномы-купцы, эльфы в сияющих одеждах. И все они смотрят на широкую дорогу, ведущую от городских ворот.

Трубы. Их звук, низкий и пронзительный, как клич самого ветра, режет воздух. Все замирает.

И тогда появляется он.

Тарн идет не один. Его сопровождает Мааршад, облаченный в ритуальные шкуры и украшения из кости и камня, его посох с мерцающим камнем высоко поднят. По бокам от них идут старейшины главных кланов, включая, что знаменательно, покаявшегося шамана горных кланов. Но все они сегодня лишь свита.

Все взгляды прикованы к Тарну.

Он идет медленно, мощно. В простой одежде из темной, почти черной кожи, подчеркивающей его стать. Его плечи расправлены, голова высоко поднята. На его лице почти отрешенная серьезность, словно он несет бремя короля уже сейчас, чувствуя его вес на своих плечах.

Он проходит сквозь толпу, и люди расступаются, склоняя головы. От него исходит тихая, неумолимая сила, сила скалы, о которую разбиваются волны.

Он подходит к возвышению и поднимается по ступеням. Его глаза на мгновение встречаются с моими. Я едва успеваю уловить в его взгляде волнение, ответственность, и ту самую стальная решимость, что привела его сюда.

Он становится на одно колено перед Мааршадом, склоняя голову. Тишина становится абсолютной, давящей. Слышно лишь трепет знамен на ветру и