Венец безбрачия - Полина Ром
Пока что я видела только свою комнату, но по словам Матильды, замок был велик и состоял аж из двух трёхэтажных башен.
- А как же, госпожа Софи! Чай не донжон какой-нибудь! И всякие службы при замке есть и свой сад-огород, и даже коров и курочек держат! Папенька-то ваш как рассуждал?! Думал, дескать Альда старшая – и жить мужу уйдёт. А вы, как подрастёте, будете уже здесь, в матушкином замке жить, и мужа судой же приведёте. Он и жениха-то вам под стать выбрал – не бедного, но из вторых сыновей, кому родительские земли не достанутся. Ан Осподь то по-другому рассудил… Вот и помер бедный господин Никлас за две недели до свадьбы… Оно, конечно, люди-то посплетничали малость. А если бы не госпожа Альда, – чуть нахмурилась Матильда – оно, глядишь, и сплетен бы поменее было! Больно уж она сокрушалась много об вашей горькой участи перед соседями. А чего бы это у вас участь-то горькая?! Жених-то новый быстро сыскался!
Глава 4
Сколько бы я не пряталась, за собственной болезнью, но встать все равно пришлось. Я изо всех сил изображала бледную немочь и принималась натужно кашлять всякий раз, когда не знала, что ответить. Кашляла, деланно задыхалась, и махала на говорившего рукой, как бы сообщая, что ответить не могу. Это работало совсем не плохо, а главное – дало мне время немного освоиться в самом замке.
Замок действительно состоял их двух квадратных трехэтажных башен, а посередине, этакой соединяющей их перемычкой, тянулся двухэтажный кусок дома, сложенного из такого же серого камня. Треть первого этажа этой встройки занимала кухня, кладовые, и места для ночлега прислуги. Остальное место было отведено под огромную пиршественную залу. Топили это помещение редко, только когда прибывали гости, и потому находиться там было не слишком приятно – шёл пар изо рта и холод пробирал мгновенно.
Немного странно мне показалось то, что моя личная комната находилась в одной из башен, а вот покои умершего барона, теперь принадлежавшие его жене, а также личные комнаты Альды располагались на втором этаже вставки. Это были довольно уютные и богатые комнаты. Я побывала и у матери, и у сестры, и обратила внимание на то, в их комнатах есть ковры на полу и тканевые шпалеры на стенах, на каминной доске – стеклянные и фарфоровые безделушки, над кроватью – плотный полог у каждой. Да и сами комнаты были значительно больше по размеру, чем моё скромное жилье. Объяснение Матильды показалось мне весьма странным:
- Так ить при батюшке-то вашем и покои у вас были возле родительских. А потом, как бедный господин Николас с лошади упал, сестрица ваша как принялась зудеть! Дескать, не хорошо невесте покойного этак-то роскошно жить. Дескать, траур надобно соблюсти и всяческие приличия. Навроде как Господь заповедовал в трауре чтобы – дак без всякой роскоши. Вот госпожа баронесса-то её и послухала, ить на вроде как не навсегда это. Сама лично она вам сказала, что как траур кончится, так вы снова и въедете на своё место. А только я и тогда вам, госпожа Софи, сказывала, что подсиживает вас сестрица, то самое и сейчас скажу – подсиживает! Траур-то закончился, а покои-то ить вам не и отдали!
- А почему не отдали, Матильда? – так-то я уже понимала, что какой-то предлог для этого нашли. Даже стало интересно – какой именно.
- Так ить госпожа наша нового жениха вам сыскала, и самолично вам же ответила, что на несколько месяцев и толку нет перебираться.
Такие и похожие истории я слышала ещё и в своём мире. Когда мать-одиночка, обожающая своего ребёнка выходит замуж просто для того, чтобы улучшить материальное положение любимчика. И часто вторые дети в таком браке особой любовью матери не пользуются. Тут всё было более-менее понятно.
Предстоящее замужество меня пугало. Пусть я даже и не видела своего жениха, но для матери я уже была отработанным материалом и вряд ли она сильно заботилась о моей счастливой жизни. Поэтому чего-то слишком хорошего ждать от брака мне не стоило.
Однако я прекрасно понимала, что ничего не знаю о мире за стенами замка и не могу себе позволить поднять скандал и отказаться от брака. Мне нужно вживаться в эту реальность, узнать хоть что-то о местном социуме и законах, и только потом размышлять о том, как лучше устроить свою жизнь. Потому я вела себя тихо и скромно, стараясь не привлекать к себе внимание лишний раз.
Ходила на завтраки, обеды и ужины в маленькую столовую с ярко горящим камином и запотевающими от влаги окнами из стеклянных кусочков. Молча делала вид, что читаю молитву вместе со всеми до еды и жевала ненавистную мне овсянку.
Стол был сытный, но вообще не поражал разнообразием: утром – каша, варёный яйца, сыр и свежий хлеб. Баронессе подавали разведённое вино, а нам с Альдой – холодный травяной сбор с ложечкой мёда. В обед – похлёбка с кусочками мяса и противными ломтиками вареной моркови. Непривычно густая, с большим количеством крупы и щедро приправленная перцем. Ужин – или яичница с салом, или та же самая надоевшая каша. В выходные, правда, пекли пироги с мясом и сладкие.
Днём я должная была сидеть в комнате и вышивать. Для этой цели у меня были квадратные пяльцы на высокой ножке, на которых оставался наполовину незавершённый рисунок: золотой крест по центру, окружённый цветочными гирляндами, в местах соединения которых вышиты уже были белые жирные голуби. Встречать меня днём в коридорах замка матушке не нравилось. Она не ругалась и не кричала, но слегка хмурила брови и говорила:
- Софи, ты теперь невеста и должна вести себя прилично. Ступай к себе, а то не успеешь закончить вышивку для храма до свадьбы…
В то же время Альда пользовалась полной свободой и разгуливала по замку там, где хотела. Она по-прежнему забегала ко мне два-три раза в день и разбивала столь важные для меня беседы с Матильдой бессмысленной болтовней. Впрочем, иногда в её рассказах мелькали имена соседей, которые, по её словам, все как один, были сквалыгами, глупцами, и нищебродами.
Больше
