Дочь мольфара - Ри Даль
А именно то, что святой отец находился тут не один. У него имелась компания, и, судя уже по другому мерзкому, удушливому запаху, компания эта находилась в таком состоянии уже не один час.
Голова Шандор не сразу узнал матушку Ксиллу. Сначала он заприметил её толстые и какие-то вдруг ставшие совершенно бесформенными ноги, которые удивительным образом не касались пола, а как бы парили над ним. Однако у деревенского старосты язык бы не повернулся назвать это парение хоть сколько-то красивым.
Ничего красивого также не наблюдалось в лице Ксиллы. С обезображенной половины её лица сполз платок, а вторая половина также исказилась подобно первой. Но и эта созвучность не внушала ни умиления, ни даже номинального восхищения. Шандор подошёл ближе и вздрогнул. А внутри его живота неожиданно возник горький противный спазм. Старосту затошнило, как маленькую девочку при виде закалывания свиньи. Он быстро закрыл рот руками и не дал позорным нечистотам выскочить наружу.
Голова Шандор внимательно осмотрел матушку: вывалившийся синюшный язык, переломанная в пополам шея на месте, где её почти рассекла верёвка, закатившийся глаз. Один. Второй будто бы продолжал рыдать, и на мёртвом лице Ксиллы эти слёзы выглядели ещё более зловеще.
Шандор попытался растолкать отца Тодора. Однако тот лишь матерился сквозь сон, но век так и не поднял. Намучившись и окончательно потеряв всякую надежду, голова Шандор предпочёл как можно скорее покинуть дом священника. И, убегая, он больше всего боялся выплюнуть по дороге всю утреннюю трапезу, а заодно — и свою гордость вместе с остатками здравого ума.
Глава 26
Сколько прошло часов, Янко не знал. Он больше не следил за временем, оно потеряло смысл с тех пор, как Янко стало некуда спешить.
Кто-то однажды в пьяном бреду проронил, что счастливые часов не наблюдают. А остальные, как заведённые болванчики, стали сдуру повторять. Однако, если вдуматься, несчастливым так и вовсе незачем считаться со временем. Для каждого отдельного несчастья время всегда бесконечно, что даже девать особо некуда.
Так что несчастливый Янко просто брёл в выбранном направлении, зная, что рано или поздно придёт, рано или поздно цель его будет достигнута. Но дальнейшего он не загадывал и не желал предполагать. Будущее не открывалось даже перед мольфаром, потому что у будущего собственная переменчивая природа. И только те, кто знаются с пограничными мирами, кто вхож в Навь и имеет потаённые знания, как черпать воду из пересохших колодцев, тот ещё может иногда загадывать в будущее, и то — с осторожностью и скрещенными пальцами.
Вештицы были из таких. Они танцевали с тенями и забирали себе души животных, чтобы затем обращаться ими. А поговаривали, кое-кто из вештиц настолько оскоромился, что не брезговали присвоить и людской дух. Правда оно или неправда, доподлинно никто не знал. О Космине много всего болтали да без разбору. Но вот так, чтобы самолично встретиться с ней, разговор затеять, что-то испросить — таковых в Боровице не было.
Или скорее — были, только признаваться в том никто бы не стал. Про походы к Штефану все сердобольно помалкивали, даже зная, что дурного старик никогда не сделает, какую плату ни предложи — хоть целый курятник, хоть стадо коровье. На гнилые просьбы у старого мольфара имелся всего один ответ: «Не гоже».
Теперь-то Янко узрел, о чём иной раз просили Штефана добрые люди: извести соперницу, выкорчевать нерождённый плод из чрева, наслать болезнь на соседское подворье. Да и разные-другие всякие прихоти частенько заглядывали в светлые умы сельчан. Штефан в таких делах был не помощник. Но разве ж один отказ останавливал всех, кто затеял подобное?..
Даже не держа там свечку, можно было предположить, что некоторая часть отказников затем отправлялась с той же просьбой в противоположную часть выселок — к Проклятому Гроту. Не просто же так проклят он был, а за вековую славу пристанища для тёмных сил. Давно ли проживала там Космина — никто теперь не упомнит. Известно лишь, что ещё при отрочестве самого древнего старика в Боровице — деда Михайло, которому девять десятков давно ухнули по темечку — вештица уже обустроилась в гроте и молодухой на тот момент не слыла. Стало быть, сейчас ей больше ста лет. Если жива она, конечно.
А если не жива…
О том Янко старался не думать. Он никогда не бывал у Проклятого Грота, даже до Змеиного Перевала не доходил прилично шагов. Не потому, что боялся. Просто надобности не возникало, а любопытство подсказывало емц иные маршруты. Не тянуло Янко в ту сторону ни раньше, ни сейчас. Вот только сейчас нужда заставила. И Янко откуда-то знал, что не на пустом месте одолели его такие думы — тому есть причина.
Как только он заметил впереди стелящийся змеёй на горизонте перевал, сразу инстинктивно прибавил шаг. Оставалось всего ничего: взобраться на кручу и выйти из одной горной долины в другую, а там найти Проклятый Грот — в нём и сокрыто жилище Космины.
Снова поднялось и село солнце. Снова разлились по миру густые сумерки. Янко пробирался сквозь снег, боясь, что, может, давно опоздал. Может, нет больше Космины, а грот заметён. И даже убедиться в этом не получится из-за насыпей снега. Так и проваландается Янко до следующего рассвета, а после наверняка сам озябнет и сгинет в снегах.
Хотя чем плохая смерть? Уж намного легче той, что досталась Агнешке…
Янко тяжело вздохнул и отругал себя за скорбные мысли. Он не должен скорбеть, он должен идти. Потому что лишь у продолжающего идти есть хотя бы малый шанс однажды дойти.
И Янко шёл. Опираясь на посох из берёзового ствола, он упрямо протаптывал снег и делал новый шаг.
Наконец, старания эти оказались вознаграждены. Янко сам не поверил собственной удаче — настолько нереальной показалась ему представшая картина. В теле горы действительно виднелся широкий грот, кой сотворила сама природа. Она же придала входу неидеальную арочность и подперла на массивные каменные столбы. А дальше, в глубине грота виднелась дверь, вполне обычная, деревянная. И, если очень присмотреться, справа, из горы торчала труба. В темноте Янко увидал её лишь благодаря стелящемуся дыму, и то поначалу решил, что это низкие облака плывут.
Но, конечно, никакими облаками тут и не пахло. А пахло
