Похоронные дела Харта и Мёрси - Меган Баннен

– Какое просвещенное время, да?
Бассарей пососал гигантские передние зубы.
– Да что с тобой? Ты еще противнее, чем обычно, злюка.
Харт сжал письмо и подумал: «А какого хера?» Если из людей некому довериться, то можно излить душу нимкилиму. Тут нечего терять, потому что Бассарей не принадлежал к числу его друзей.
Так ведь?
Харт показал письмо.
– Моя подруга хочет встретиться.
– Ну и? Это же хорошо, да?
– Нет. А вдруг я не понравлюсь ей в реальной жизни? Я вообще-то не то чтобы сладкий зайка. Даже ты меня не выносишь, а ты тот еще мудила.
Бассарей приосанился, пригладил уши:
– Огромное спасибо.
– Или вдруг она увидит, каков я, и почувствует… не знаю… Или еще хуже, вдруг она разглядит только их? – Он указал на свои неестественно серые глаза.
– Так ты ни разу не встречал эту пташку?
– Нет. В том и смысл.
– Нет тут смысла, как по мне.
Харт собрался ответить, но обнаружил, что сказать ему нечего.
Бассарей кивнул.
– То есть ты хочешь завести подружку, но не хочешь трудиться, чтобы выглядеть в ее глазах достойно? На бумаге можно нарисовать идеальную версию себя и решить, что сойдет.
– Нет, мы на сто процентов честны друг с другом.
– М-м, то есть она знает, что ты хмурый полубог, который шатается по Танрии?
Харт поерзал на шезлонге.
– Нет.
– То есть она тебя вовсе не знает. А ты о ней что знаешь?
Тут Харт оживился.
– Ей нравится музыка, книжки про любовь и торты. Она умная, веселая и…
– И ты в общем ничего про нее не знаешь. Нет. Смысла. А это… – Бассарей выхватил письмо из руки Харта, – просто жалкая бумажка!
– Отдай! – Харт вырвал письмо из кроличьей лапы.
– Хорош ссать, встреться с ней!
Резкие слова нимкилима перекрутили все нутро Харта, как ключ в заводной игрушке.
– А если не сработает? Если мы поссоримся?
– Тогда хоть перестанешь квохтать над письмами и сходишь на свидание с настоящей женщиной в реальной жизни. – Глазки-пуговки Бассарея смотрели мягче. – Ты все спрашиваешь: «что, если то», «что, если это». А давай так: что, если вспыхнет искра между вами двумя? Что, если она любовь твоей жизни, придурок? Об этом ты думал?
Бассарей будто отпустил ключик, и запчасти внутри Харта закрутились. Он сглотнул и кивнул.
– Так иди, посмотри на нее, потому что жизнь одна. Бери от жизни все, почему нет? – Бассарей пихнул его в плечо, будто друга, и усмехнулся, показав сколотый зуб, а потом отправился дальше разносить почту.
– Жизнь-то у меня, может, и одна, только кто знает, насколько долгой она будет? – спросил Харт, но слишком тихо, чтобы услышал кто-нибудь еще.
«И какую часть этой жизни ты собрался провести в одиночестве, жалкий неудачник?» – ответил ему собственный разум.
С такими вот неудобными вопросами, жалящими изнутри, он вернулся в казарму и увидел, что Дакерс сидит на койке и с улыбкой читает письмо от Зедди, не замечая ни Харта, ни огненной бури эмоций внутри него. Харт достал бумагу и ручку из сумки и сел за стол, отодвинув остывшую яичницу с бобами.
– Советуюсь с пьяным кроликом, – пораженно буркнул он себе под нос и принялся за ответ на письмо.
Глава пятнадцатая
Напевая себе под нос, Мёрси в сотый раз пожалела, что в мастерской некуда приткнуть граммофон. Она тосковала по музыке, которая прогнала бы прочь оглушительную тишину, повисшую в погребальном бюро «Бердсолл и сын». Бердсоллы редко ссорились, но если уж ссорились, то накрепко. Мёрси помирилась с Лил до того, как они с Дэнни уехали по работе утром горедня, но папа все кипел в кабинете, а Зедди вообще не появлялся. Атмосфера угнетала, и трупы тут были ни при чем.
Вот так обстояли дела, когда пришел Горацио. Мёрси не ждала ничего в соледень, отправив свое письмо в горедень, но все равно расстроилась, не получив ответа. Вместо этого Горацио вручил ей плотный конверт с эмблемой погребального бюро Каннингема, адресованный лично ей.
– Фу, – фыркнув, она вложила серебряную монетку в протянутое крыло нимкилима.
– Пожалуйста, дорогуша, на здоровье, – ухнул он и убрался. Мёрси поняла, что обидела его, а значит, ближайшую неделю придется его умасливать, чтобы вел себя нормально, но сейчас ее это не волновало. Она надорвала конверт и прочитала письмо.
«Дорогая Мёрси,
Надеюсь, ты окажешь мне честь и выпьешь со мной чашечку кофе у меня в кабинете сегодня, в 2 часа дня. Мне было бы очень приятно, но помимо этого, я хотел бы обсудить важные деловые вопросы.
Искренне твой,
Кертис Каннингем».
Мёрси все утро взвешивала «за» и «против», пока отвозила лодку с останками мистера Томлинсона в храм, пока уважительно ждала в коридоре конца службы, чтобы забрать его в баржу и отправиться на кладбище для погребения. С одной стороны, она подозревала, что Каннингем расставляет ловушки. С другой – хотелось точно выяснить, что на уме у «того, другого», чтобы полноценно спланировать ответ от «Бердсолл и сын».
Так что в 1:45 пополудни она привела себя в порядок, переоделась из комбинезона в платье и выскользнула в дверь – это было легко, потому что папа все равно с ней не разговаривал. Пока шла по тротуару к погребальному бюро Каннингема, она молилась Трем Отцам, обещая стянуть следующую партию Зеддиных профитролей и пожертвовать им на все три алтаря, если присмотрят за ней на этой встрече. Очень скоро она сидела в дорогом кожаном кресле напротив Кертиса Каннингема, а между ними протянулся необъятный стол красного дерева.
После – краткого, к счастью – обмена любезностями и чашки кофе Каннингем перешел к делу, откинулся в своем еще более шикарном кожаном кресле и сплел пальцы.
– Удивительно, но Рой ничего не ответил на мое предложение. Он ведь его получил, верно?
– Да, мистер Каннингем, ваше предложение у него, – резко ответила Мёрси, которую задел намек, что она якобы пыталась спрятать от отца письмо, и еще сильнее – тот факт, что она в самом деле какое-то время прятала письмо от брата с сестрой.
– Принял ли он решение?
Мёрси решила отбросить видимость официоза.
– Спросите папу, Кертис. Это его бизнес, а не мой.
– Я спрашиваю не человека, который владеет бизнесом. Я спрашиваю человека, который им управляет.
Мёрси ничего не ответила, но Каннингем, которому нечего было терять, решил продолжить в легком тоне светской беседы, подобрав со стола пафосную серебряную ручку и принявшись вертеть ее, будто кот, играющий с мышью: