Дочь мольфара - Ри Даль
— Ну, я ей покажу! — грозилась Илка, зная наверняка, что Агнешка не ушла далеко и, как пить дать, прячется где-то поблизости, подсматривает за кутерьмой и давится от смеха.
Илка оказалась недалека от истины в своих догадках. Агнешка и впрямь притаилась всего в нескольких шагах, надёжно укрытая зарослями дикой малины. Но для начала она наелась до отвала спелых ягод и лишь затем принялась хохотать над разгневанными подругами, которые были вынуждены слоняться по берегу нагишом.
В этот раз проказница почитала, что не стоит их окончательно выводить из себя. Понаблюдала немного, отсмеялась, как следует, и выскочила во весь рост.
— А чего это вы там потеряли?! — захохотала она снова, размахивая над головой сворованной одёжей.
— Ах, ты, поганка несчастная! — закричала Илка и кинулась навстречу.
Агнешка проворно обогнула кусты с другого края и очутилась по другую сторону озера. Илка и Лисия догнали её у затянутого илом затона и первым же делом принялись стягивать с воровки её рубаху.
— Сейчас вдоволь накупаешься! — вдвоём они потащили Агнешку в воду.
Та лишь ухохатывалась над придуманным наказанием.
Ни холод, ни жара никогда не мучили её так, как иных сельчан, что лишь больше наводило на недобрые мысли жителей Боровицы. Как так можно, в одном лёгком кафтане по морозу ходить? И плавала Агнешка словно русалка, и бегала быстрее всех девиц, и фигура у ней точно из ветви белого древа заточенная — подвижная, гибкая, резная.
Её красота зачаровывала и пугала. Её звонкий смех отзывался трепетными колокольчиками в мужских сердцах. Знать, колдуньей она уродилась, точно мавка её подкинула сельскому мольфару. А кто же ещё мог отдать своё дитя одинокому Штефану, который не знался никогда ни с одной живой бабой?
— Вот тебе! Вот тебе! — Илка и Лисия снова и снова окунали с головой в холодное озеро свою жертву.
Но теперь смеялись уже все втроём. Долго сердиться на Агнешку не получалась. Не только красой и несносным нравом она западала в душу, но и открытостью своей, смелостью, прямотой.
Наглотавшись водицы, девушки выползли на берег и устало раскинулись отдыхать и греться на солнце. День назревал погожий, томный. Они переговаривались и иногда снова начинали хохотать.
Нисколько не стесняясь своей наготы, подруги не спешили одеваться. Всё равно сюда редко кто ходил.
Однако два внимательных глаза с левого края берега неустанно и уже давно наблюдали за озёрной сценкой. Ничто не могло одолеть эту неукротимую, всесильную тягу вновь и вновь впиваться взглядом в блестящие от воды и пота юные тела. Ничто так не было более желанно и притягательно в тот миг, чем желание очутиться ещё ближе, ещё теснее.
Но на такое решиться никак недозволительно. Потому наблюдение продолжалось на том же расстоянии.
— А что, Агнешка, — спросила Лисия, — ты в церковь с нами пойдёшь на воскресную?
— Пойду. Непременно пойду.
— А тятя тебя не заругает? — насторожилась Илка.
— Не заругает, — отмахнулась Агнешка. — Мой тятя добрый, никогда не ругается и не сечёт никогда.
— Повезло, — завистливо надула алые губки Лисия. — Меня мать иной раз трижды в день сечёт за любой проступок… — и тут же оживилась: — А ты можешь её в жабу превратить, Агнешка?
— Никого я не умею превращать ни в жаб, ни в змей, — Агнешку в который раз неприятно задело такое предложение.
Она уже устала объяснять подругам, что не обладает никакими магическими способностями и, вообще, ничего сверхъестественного в ней нет. Однако другие упрямо верили в то, во что им хотелось верить.
— Жаль, — вздохнула Илка. — Очень полезное умение. Некоторым не помешало бы пожить на болоте или под пнём. А вот говаривают, вештица Космина ещё пострашнее заклятья знает.
— Тю-у-у! — возразила рыжая. — Она уже сто лет как померла. Отец Тодор рассказывал, что сгнила она заживо. От злости собственной. Потому что в бога не верила, с чертями ночевала. Приёмышка её добила метлой и той же метле улетела. А кошки ейные лицо Космине объели и тоже померли разом.
При упоминании Отца Тодора девушки ненадолго притихли. Всё-таки уважаемый человек на деревне был — единственный священник, и не только в Боровице, а на всю округу. Настоящий посланник божий, и не какой-то дьячок, а настоящий иерей, рукоположённый. Конечно, мало кто в Боровице понимал в церковном укладе, но Отца Тодора почитали и ценили ничуть не меньше головы деревни Шандора.
— Ну, хватит об этом, — сказала Агнешка, которой не доставляло никакого удовольствия обсуждать старую полубезумную ведьму, о которой и правда много лет никто ничего не слыхивал. — Лучше пойдёмте наряжаться, а то ещё опоздаем.
С этим все согласились. Девушки спешно оделись, пошли по лесной тропе, идущей ввысь, соприкасаясь с горным склоном бок о бок. На развилке они привычно разделились. Илка и Лисия зашагали в деревню. А Агнешке предстояло пройти над водопадом и спуститься в тихую падь, где укромно обитал домик её отца.
Для своего жилища Штефан избрал труднопроходимое, зато безветренное место. Имелся там и клочок земли плодородной, годной, чтобы выращивать самое необходимое. Несмотря на хитрый маршрут, каждый боровчанин знал, как пройти к мольфару. День и ночь на узкой тропе можно было встретить кого угодно — от разорившейся вдовушки до всеми уважаемых мастеровых. И всякий раз при виде Агнешки они обычно опускали глаза, не здороваясь, пробегали мимо, будто бы надеялись, что таким образом никто об их визите к мольфару никогда не прознает. А знали о том все. И точно так же все о том тихонечко помалкивали.
Однако сегодня дорожка оказалась нелюдима. По пути Агнешка свернула к знакомому ручью, чтобы напиться. В такую жару даже лесная прохлада не спасала, а купание лишь ненадолго бодрило тело. Заодно нужно было привести себя в порядок — переплести в косы чёрные смоляные волосы, опоясаться расшитым пояском, повязать косынку.
Достав деревянный гребешок, вырезанный тятей и цельного букового брусочка, Агнешка принялась расчёсывать густые пряди.
Что-то шевельнулось в кустах.
Белка?.. Или лисица?.. А может, заяц?..
Всякое зверьё в здешних краях — не редкость. Вот только в утренние часы им обычно не досуг бродить по лесу.
Агнешка притаилась.
