Хозяйка медовых угодий - Ри Даль
Она шагнула ближе, и я инстинктивно отшатнулась, хотя тело едва слушалось.
Мариса... Она называла меня Марисой... Но я же Марина… или… нет?..
В этот момент дверь скрипнула, и в комнату вбежала девочка — худенькая, с русыми волосами, сплетёнными в две растрёпанные косички, и огромными глазами, полными страха. Лина.
Я узнала каким-то странным образом, словно уже видела, хотя вроде бы мы встретились впервые. Может, во время бреда я открывала глаза и запомнила её неосознанно?... Платье девочки, застиранное до серости, висело на ней, как мешок, а на щеке алел свежий след, будто от удара. Моя грудь сжалась от гнева, несмотря на жар и слабость.
— Я принесла ещё воды, госпожа Хильда, как вы велели! — пискнула Лина, держа в дрожащих руках глиняный кувшин. Вода плескалась через край, капая на пол.
Хильда обернулась, её лицо перекосилось от злобы.
— Ты, мелкая дрянь, опять всё разливаешь? Сколько раз тебе говорить — не таскай больше, чем можешь!
Она замахнулась, и я, не думая, крикнула:
— Не тронь её!
Мой голос сорвался, но в нём было столько ярости, что Хильда замерла, опустив руку. Лина посмотрела на меня, её глаза расширились, а кувшин чуть не выпал из рук. Я попыталась сесть, но голова закружилась, и я схватилась за тюфяк, чтобы не рухнуть. Хильда медленно повернулась ко мне, прищурившись.
— О, гляди-ка, наша Мариса ожила! И голос прорезался? Ну, давай, героиня, защищай эту соплячку! Только учти, барон не станет кормить вас обеих, если не будете работать!
Она скрестила руки, её губы искривились в ухмылке. Я тяжело дышала, чувствуя, как пот стекает по спине. Я не знала, кто такая Мариса, где я, но видеть, как эта женщина запугивает бедную девочку, было невыносимо.
— Она ведь… ребёнок, — выдохнула я, борясь с тошнотой и неотпускающим жаром. — Как ты можешь… бить её?..
Хильда расхохоталась, её смех был резким, как скрежет.
— Ребёнок? Эта девчонка — обуза, как и ты! Мать её сдохла, оставив долг барону, как и ты твоя, между прочим! А ты, Мариса, только и можешь, что валяться в горячке! Думаешь, я буду нянчиться с вами обеими?
Я моргнула, пытаясь осмыслить её слова.
Почему меня называют Марисой?.. Почему упомянули мою маму?.. И… какого-то барона?..
Моя голова раскалывалась, но я цеплялась за образ Лины, стоящей в углу, с кувшином, который она прижимала к груди, как щит. Её глаза блестели от слёз, и я вспомнила Соню — мою Соню, которая так же смотрела на меня, когда боялась грозы. Я не могла позволить этой Хильде тронуть Лину.
— Оставь её в покое, — сказала я, стараясь говорить твёрдо, хотя голос дрожал. — Она не виновата… в твоих проблемах.
Хильда шагнула ко мне, её лицо побагровело.
— Ты мне указывать будешь, дрянь? Забыла, кто тут главный? Я экономка самого барона Гельмута фон Крейца, а ты — никто! Ещё слово, и я вышвырну вас обеих на улицу, пусть барон решает, что с вами делать!
— Тогда почему ты так боишься, что я очнулась? — вырвалось у меня.
Я не знала, откуда взялись эти слова, но они попали в цель. Хильда на миг растерялась, её глаза сузились.
— Боюсь? Я? Ха! Да ты опять бредишь, Мариса! Лихорадка тебе мозги выжгла! — она ткнула пальцем в Лину. — А ты, мелюзга, вон отсюда! Иди чистить картошку, пока я не врезала по-настоящему!
Лина вздрогнула, но не двинулась, глядя на меня, будто ждала команды. Я покачала головой, едва заметно, и она, всхлипнув, попятилась к двери. Хильда схватила её за плечо, толкнув так, что кувшин упал и разбился. Глиняные осколки разлетелись по полу, а Лина вскрикнула, схватившись за руку.
— Прекрати! — крикнула я, и, собрав последние силы, встала на колени. Мир качнулся, но я удержалась за шершавую грязную стену. — Ты… не смеешь её трогать! Если барон узнает, что ты бьёшь ребёнка…
Хильда обернулась, её лицо было смесью ярости и насмешки.
— Барон? Да ему плевать на вас! Ты, Мариса, должна ему за еду, за крышу, за всё! А эта соплячка — просто лишний груз! Хочешь её защищать? Тогда вставай и иди работать, а не разлёживайся, как баронесса!
Я хотела ответить, но силы покинули меня. Горло сжалось, кашель раздирал грудь, и я осела обратно на тюфяк, задыхаясь. Лина, стоя у двери, плакала, шепча:
— Мариса, не надо, пожалуйста…
Хильда ухмыльнулась, явно довольная моим бессилием.
— Вот и сиди тихо, — бросила она, направляясь к выходу. — А ты, Лина, шевелись, не то пожалеешь!
Она хлопнула дверью, и сарай погрузилася в тишину, нарушаемую только моим хриплым дыханием и всхлипами Лины.
Я посмотрела на девочку. Она стояла, прижимая руку к груди, где, наверное, уже расцветал синяк. Мои глаза жгло, но не от лихорадки, а от гнева и боли.
— Иди сюда, — прошептала я, протянув руку.
Лина шагнула ко мне, но остановилась, боясь подойти ближе.
— Ты… ты ведь не умрёшь, Мариса? — её голос дрожал, как лист на ветру.
Я хотела сказать, что всё будет хорошо, но не могла лгать. Вместо этого я кивнула, чувствуя, как слабость снова тянет меня вниз.
— Не бойся, — выдавила я. — Всё… будет… хорошо…
Лина всхлипнула и вдруг бросилась ко мне, обняв так крепко, что я едва не задохнулась. Её волосы пахли пылью и чем-то кислым, но я прижала её к себе, как свою дочь, Соню, и закрыла глаза.
Однако сознание вновь стало ускользать. Голова закружилась, жар возвращался, и я почувствовала, как тьма снова накрывает меня удушливым саваном. Лина что-то шептала, но я уже не слышала. Мир растворился, и я провалилась в тишину.
Глава 4.
Вонь ударила в нос, как кулаком. Гнилая солома, сырость, что-то кислое, будто кто-то разлил брагу и забыл убрать. Я закашлялась, и этот кашель — хриплый, рвущий горло — был первым, что вернуло меня к реальности. Глаза щипало, но я заставила их открыться.
Темнота, только тонкая полоска света пробивалась сквозь щель в стене. Я снова лежала на чём-то колючем, впивавшемся в спину, и тело ломило, как после марафона. Только вот марафоны я не бегала.
Да что же
