Хозяйка медовых угодий - Ри Даль

Хозяйка медовых угодий

Глава 1.

Дождь стучит по окну, и я слежу за струйками, которые текут по стеклу, будто слёзы, которые я разучилась проливать. Мне сорок пять, но каждый раз при взгляде в зеркало на меня оттуда смотрит женщина, постаревшая на десятилетия.

Пять лет назад моя жизнь разлетелась на куски: авария унесла Антона, моего мужа, и Соню, нашу восьмилетнюю дочку, мою звёздочку с косичками и смехом, как звон колокольчика. С тех пор мир стал серым, как этот промозглый октябрь в Петербурге.

Я провожу пальцем по пыльному подоконнику. Когда-то здесь стояли горшки с мятой и базиликом, их запах наполнял всё кругом жизнью и счастьем. А теперь пусто. Как в моём сердце. Работа в библиотеке — единственное, что держит меня на плаву.

Перекладываю книги, вдыхаю запах старой бумаги, но даже это не спасает. Каждый шорох страниц напоминает, как Антон читал Соне сказки, а она, свернувшись калачиком, просила: «Ещё раз про пчёл, пап! Хочу ещё…».

Эти воспоминания разъедают душу. Я научилась больше не плакать, но не вспоминать — так и не научилась.

Нащупываю в кармане ключи от дачи, старого дома в часе езды от города. Не была там с весны, но сегодня я то ли по ошибке, то ли интуитивно схватила эти ключи, идя на работу. Что-то тянет меня туда, словно шёпот из прошлого.

Дача была нашей с Антоном мечтой, нашим убежищем, нашей маленькой уютной обителью, в которую мы оба вложили свой труд и сердце. Мы купили её за копейки, влюбившись в заросший сад и гудение диких пчёл над клевером. Антон, с его заразительной улыбкой, загорелся идеей завести пасеку.

— Мариш, — говорил он, листая книгу о пчеловодстве, — а что если нам всё это дело восстановить? Просто представь! Наш мёд будет пахнуть лавандой и летом. Мы сделаем его лучшим!..

Мы начали с малого: два улья, грядки с подсолнухами и фацелией. Соня бегала по саду, называя пчёл «подружками» и мечтая стать «пчелиной королевой». Я училась смешивать травы, чтобы мёд был не только вкусным, но и целебным. Антон мастерил рамки, а я представляла, как наш сад станет цветущим раем, где пчёлы гудят, а мы смеёмся. Всей семьёй…

Но той зимней ночью всё рухнуло. Скользкая дорога, грузовик на встречке. Я осталась дома из-за простуды, а они… Звонок из больницы расколол мою жизнь на «до» и «после». Впрочем, «после» уже не было ничего. Потому что меня тоже не стало...

После похорон я не могла вернуться на дачу. Улья опустели, пчёлы улетели, сад зарос бурьяном. Но сегодня я чувствую, что должна поехать. Может, чтобы попрощаться... Или отыскать хоть каплю того тепла, что мы потеряли.

Сажусь в старенькую машину, сердце сжимается от воспоминаний. Дорога петляет, дождь усиливается, и вот я у ворот дачи. Деревянный забор покосился, краска облупилась, а калитка скрипит, как старуха, жалуясь на одиночество.

Сад встречает меня тишиной, нарушаемой только шорохом дождя. Когда-то здесь цвели яблони, а подсолнухи тянулись к небу, словно улыбались солнцу. Теперь — сплошной бурьян, колючий и мокрый. Я иду по заросшей тропинке, чувствуя, как ботинки вязнут в грязи. Дом, одноэтажный, с потемневшими брёвнами, смотрит на меня пустыми окнами. Крыльцо покосилось, а у крыши не хватает нескольких черепиц. Всё кричит о запустении и одиночестве, как моё сердце.

Останавливаюсь у старого сарая, где стояли улья. Дверь приоткрыта, и я заглядываю внутрь. Два улья, что Антон с такой любовью красил в жёлтый, теперь покрыты паутиной. Рамки сломаны, а запах воска давно выветрился. Касаюсь шершавого дерева, и в груди что-то ломается. Слёзы, которых не было годы, вдруг начинают течь по щекам без остановки, горячие и солёные.

— Почему, Антон? — шепчу я. — Почему ты?.. Почему Соня?.. За что, Господи?.. За что?..

Опускаюсь на колени, не замечая, как грязь пропитывает джинсы. Я плачу, впервые за много лет, оплакивая их, себя, нашу мечту. Всё кажется пустым и безжизненным, как этот сад.

Зачем я здесь? Зачем живу?..

Вытираю лицо рукавом, но слёзы не останавливаются. Встаю, дрожа от холода и боли, что сжимает сердце холодными ржавыми тисками, иду к дому. В углу сада замечаю клочок земли, где ещё растёт фацелия — слабая, но живая. Соня любила её за голубые цветы. Я наклоняюсь, касаюсь лепестков, и на миг кажется, что слышу её смех...

Но это лишь ветер…

Вздыхаю, понимая, что не могу уехать, не взглянув на всё ещё раз.

В доме пахнет сыростью. Половицы скрипят, а на кухне стоит старый стол, где мы когда-то пили чай с мёдом. Брожу по комнатам, трогая знакомые вещи: Сонин рисунок на стене, книгу Антона о пчёлах. Сердце болит, но я не могу остановиться. Наконец, решаю спуститься в погреб, где мы хранили банки для мёда. Может, там осталась хоть одна, как память.

Лестница мокрая от дождя, что просочился через щели. Я держусь за перила, но нога вдруг соскальзывает… Я падаю, боль пронзает голову, зрение меркнет, и уже через мгновение всё тонет в полной тишине, словно я проваливаюсь в необъятный космос, где тяжёлая безбрежная тишина тотчас накрывает меня целиком и полностью. Без остатка.

Глава 2.

Тьма обволакивала меня, густая, вязкая, словно воск. Ни звука, ни света, только пустота, в которой я растворялась, точно крупинка сахара в тёплой воде. Я не знала, где я, кто я. Может, это и была смерть — холодная, безмолвная, безликая, полностью равнодушная и оттого ещё более жестока.

Но затем что-то изменилось… Тьма дрогнула, и в неё ворвалось первое ощущение жизни. Ею стала боль…

Сначала это было лишь лёгкое жжение в груди, будто кто-то ткнул иглой. Потом боль разлилась по телу, как огонь по сухой траве. Мои кости ломило, кожа горела, а в горле стоял ком, не дающий вдохнуть. Я хотела кричать, но губы не слушались, словно их заклеили намертво.

Где я?.. Это больница?.. Или я всё ещё на даче, лежу в погребе, сломав шею?..

Мысли путались, растворяясь в жаре, который пожирал меня изнутри.

Я металась в этом агонизирующем тумане, не понимая, сколько прошло времени — минуты, часы, дни? Тьма отступала, но вместо неё приходили обрывки звуков, чужих и резких, как скрежет ножа по стеклу.

Голос, грубый, женский, врезался в моё сознание:

—