Графиня из Черного замка - Надежда Игоревна Соколова
Из кладовых Шантара привезли тончайшее белое полотно для покрытия алтаря в маленькой замковой капелле и несколько рулонов дорогой, но неброской парчи, чтобы драпировать главный зал для ужина. Праздничность создавалась через качество, а не через показное богатство.
Моим главным «заданием» стало платье. Артуа, зная мою нелюбовь к столичным портным, прислал одну из шантарских мастериц — немолодую женщину с умными, добрыми руками. Мы вместе придумали фасон: простой, но безукоризненный крой из тяжелого шелкового атласа цвета слоновой кости, с длинными рукавами и высоким воротом. Единственным украшением должна была стать серебряная вышивка вдоль горловины и манжетов — не цветы, а стилизованный узор в виде тех самых ледяных узоров, которые я так любила рисовать на стеклах. Это было мое платье.
Каждый день замок хорошел, наполняясь запахом хвои, воска и свежей выпечки (кулинары устроили настоящее соревнование, пытаясь превзойти друг друга). Я ходила по этим хлопотам, чувствуя себя не затворницей, вокруг которой вьется чужой ураган, а сердцем постепенно просыпающегося дома. Мои слуги, видя, что их мир не рушится, а лишь украшается, стали относиться к «шантарцам» с холодноватым, но растущим уважением.
И вот настал канун свадьбы. Замок сиял чистотой и тихим, благородным светом. Всё было готово. Не для толпы, а для нас. И эта тихая, тщательно выверенная подготовка была прекраснее любого шумного празднества. Завтра замок перестанет быть просто моим убежищем. Он станет нашим домом. И это ожидание было сладким и абсолютно лишенным страха.
Утро моей свадьбы началось не с тревоги, а с глубокой, прозрачной тишины, будто сам замок затаил дыхание в ожидании. Я проснулась раньше рассвета и лежала, глядя, как первые бледные лучи прорисовывают знакомые узоры на балдахине. Сегодня всё должно было измениться, но в этот миг царило лишь спокойное, почти торжественное предвкушение.
В мои покои вошли одновременно моя эльфийка-служанка Лираэль и приехавшая из Шантара мастерица-парикмахер Амели. Они не спорили, а скорее, словно два искусных музыканта, нашли общий язык в общей цели — создать гармонию. Сначала была ванна, наполненная тёплой водой с лепестками зимних цветов из оранжереи и каплями масла сандала — тонкий, успокаивающий аромат, который должен был остаться на коже.
Потом Амели усадила меня перед туалетным столиком. Она работала с моими каштановыми волосами молча, почти медитативно, её пальцы были нежны и уверенны. Она не стала завивать или сооружать сложную прическу. Вместо этого она заплела две тонкие, изящные косы у висков, а остальные волосы уложила в низкий, мягкий узел у затылка, оставив несколько прядей обрамлять лицо. Вплела в косы тонкие серебряные нити, почти невесомые, которые лишь изредка поблескивали при движении.
— Волосы у вас прекрасные, госпожа, — тихо сказала она. — Им не нужно много. Только порядок и немного света.
Пока Амели возилась с волосами, Лираэль занялась лицом. Она не использовала ярких красок. Все было тонко, почти незаметно, но волшебно. Она нанесла на веки лёгкую, перламутровую пудру, от которой глаза казались больше и светлее. Легко подвела ресницы, всего лишь подчеркнув их естественный изгиб. На щеки нанесла кремовые румяна едва розового оттенка, а на губы — бальзам с легким оттенком вишни, чтобы они не казались бледными. Её магия была в том, чтобы я выглядела не как другая женщина, а как сама собой — только отдохнувшей, сияющей изнутри.
И наконец — платье. Они помогли мне надеть его. Тяжелый, прохладный шелк атласа обволок тело, драпируясь мягкими складками. Лираэль застегнула бесчисленные крошечные пуговицы сзади, каждая в петлю из той же серебряной нити. Амели поправила складки на плечах, чтобы вышивка — те самые стилизованные ледяные узоры — легла идеально.
Последним штрихом стало тонкое серебряное колье с единственным камнем цвета лунного камня, холодным и спокойным. Его мне оставил Артуа с запиской: «Чтобы что-то старое и что-то новое было вместе».
Когда всё было готово, они обе отступили на шаг. Лираэль поднесла ко мне большое, старинное зеркало в резной раме. И я увидела…
Я увидела невесту. Высокую, стройную женщину в платье цвета слоновой коти, с собранными волосами, открывавшими шею и тонкие черты лица. В её глазах светилось не девичье волнение, а глубокая, зрелая радость и удивление. Я была красива. Не яркой, не ослепительной, а той самой, настоящей — Викторией, которая сегодня становилась чем-то большим.
— Вы прекрасны, госпожа, — прошептала Лираэль, и в её обычно бесстрастных глазах блеснула слеза.
— Как снежная королева из легенд, но… тёплая, — кивнула Амели.
Я улыбнулась своему отражению, и это была самая искренняя улыбка за долгие годы. Готовность была полной. Осталось только сделать шаг навстречу своему будущему, которое ждало в конце галереи, среди знакомых камней и новых гирлянд. Я взяла небольшой букет из белых зимних ягод и веточек хвои, который приготовили слуги, и кивнула им.
— Пойдёмте. Пора.
Глава 14
Обряд состоялся в маленькой капелле замка, куда редко заходил даже свет. Но сегодня она преобразилась. Высокие витражи, веками покрытые пылью, сияли, пропуская холодный зимний свет, который, падая на белое покрывало алтаря, становился теплым и мягким. Воздух был густ от аромата ладана и хвои. Свечи, сотнями укрепленные на стенах и подсвечниках, мерцали, словно живые звезды, отгоняя тени.
Жрец богини Арисаны, присланный, как я позже узнала, по личной просьбе Артуа из далекого храма в горах, был не похож на пышного церковного сановника. Это был худой, пожилой мужчина в простом одеянии из небеленого льна, с седыми волосами, собранными в косу. Его лицо было изборождено морщинами, но глаза… глаза были молодыми, проницательными и невероятно добрыми. В них не было суда, только понимание.
Артуа и Жерар ждали у алтаря. Жерар, как свидетель, старался выглядеть серьезным, но его взгляд светился радостью за друга. Артуа был спокоен и сосредоточен. В его темном праздничном камзоле, отороченном серебром, он выглядел как часть этой древней каменной мозаики — благородной и прочной.
Я шла к алтарю одна. Мне не нужен был никто, чтобы «вести меня под венец». Этот путь в новую жизнь я делала сама, и это было правильно. Тихий шелест моего платья и мерный
