Гадкий утёнок. Вернуть любовь - Джейн Реверди

— Я хотела бы разорвать помолвку, ваше величество! — сказала я.

— Вот как? — он облокотился на столешницу, и белоснежное кружево на рукаве его камзола испачкалось в чернилах. — Позвольте осведомиться о причинах такого желания.

Он еще спрашивал о причинах! После того, как сам сделал всё, чтобы невеста его возненавидела! Но я решила быть дипломатичной.

— Я вижу, ваше величество, что я не нравлюсь вам, — я скромно умолчала о том, что он мне нравится ничуть не больше. — Для вас этот брак станет тяжкой обузой. А что может быть хуже, чем терпеть рядом с собой женщину, которую вы не любите и не уважаете? Вам нужна королева, достойная вас — красивая, умная, из древнего почтенного рода.

Кажется, это вполне согласовывалось с его собственными мыслями, потому что он невольно кивнул.

— Но понимаете ли вы, от чего собираетесь отказаться, мадемуазель Деланж? Вы вряд ли когда-нибудь еще получите столь выгодное предложение.

Он мог бы сказать и более жестко — такая дурнушка и бесприданница, как вы, имеет шанс остаться старой девой. И был бы недалек от истины.

Но он бы удивился, если бы узнал, что куда больше, чем прозябание в старом провинциальном замке, меня пугало пребывание в королевском дворце, где у меня были только враги и завистники. Но знать ему об этом было не нужно.

— Я понимаю, ваше величество. Но я не считаю себя достойной титула королевы Рузании.

— Вы очень откровенны, мадемуазель, — наверно, это можно было счесть похвалой.

А я продолжила:

— Вы связаны словом, данным вашему отцу. Но если помолвка будет расторгнута по моей инициативе, то это не бросит тень на вас самого. А причину я могу назвать любую — ту, которую вы сочтете подходящей.

На сей раз он ответил не сразу. На лбу его вдруг прорезались морщины, которых я прежде не замечала. Но наконец, он наклонил голову.

— Возможно, вы правы, ваше сиятельство, — признал он. — Но в таком деле не следует торопиться. Нам нужно подобрать убедительную причину для расторжения помолвки. Я сообщу вам о своем решении в течение нескольких дней.

Мне показалось, что взгляд его прояснился — словно он вдруг увидел выход из лабиринта, в котором он долго блуждал. Возможно, он в самом деле любил Соланж Каррено. Если так, то теперь он мог обрести счастье рядом с любимой женщиной.

Я поняла, что аудиенция закончена, и сделав реверанс, попятилась к дверям. А его величество всё еще смотрел на меня — задумчиво, словно непонимающе.

В приемной я, наконец, смогла облегченно вздохнуть. Столь важный для меня разговор завершился.

Но оказалось, что расслабилась я рано. Я почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Подняла голову и вздрогнула — в нескольких шагах от меня стоял герцог Бризье. Только он умел смотреть так, словно раздевал тебя взглядом.

Но от него я уже получила хороший урок, а потому уже не могла купиться на его притворную любезность.

— Счастлив видеть вас, ваше сиятельство! — сказал он.

Возможно, если бы в кабинете не было секретаря, я ответила бы ему какой-нибудь колкостью. Но в присутствии еще одного человека я не могла позволить себе никаких намеков. А потому я изобразила легкий книксен и молча прошествовала мимо своего недруга.

— Вы не удостоите меня даже самого простого ответа, мадемуазель? — удивился он.

— Простите, ваша светлость, но после разговора с его величеством мне о многом нужно подумать. А потому мне не хотелось бы отвлекаться ни на кого другого.

У него вытянулось лицо, но после моего ответа он не осмелился более мне докучать. Тем более, что секретарь направился в кабинет короля, дабы доложить о приходе нового посетителя.

Если его величество примет его, то я почти не сомневалась, что его светлость уже сегодня узнает о моем неожиданном предложении. И должно быть, тоже удивится. Я надеялась, что эта новость избавит его от необходимости снова компрометировать меня. А уж в провинции, в своем собственном графстве, я наверняка смогу забыть обо всех дворцовых интригах. И интриганах, разумеется, тоже.

Глава 16. Мадам Эбернати

После разговора с королем мне просто необходимо было прогуляться. И хотя на улице уже сгущались сумерки, в дворцовом парке было достаточно светло от фонарей. Я спускалась по лестнице, когда увидела у большого окна между первым и вторым этажами теперь уже знакомую мне женщину — мадам Эбернати.

Ее скромная одежда так не вязалась с роскошью нарядов других посетителей королевского дворца, что проходившие мимо нее аристократы норовили обойти ее как можно дальше — словно боялись испачкаться об ее старенькое платье.

Она стояла, опираясь одной рукой о подоконник. В другой руке она держала платок, который иногда подносила к лицу, чтобы промокнуть катившиеся по щекам слёзы.

— Могу я вам чем-то помочь? — я была единственной, кто к ней подошел.

Но мой вопрос был лишен всякого смысла. Я знала, из-за чего она плакала. И знала, что я ничем не могла ей помочь. У меня не было ни денег, ни связей в обществе, которые помогли бы мне эти деньги собрать. А простое сочувствие ей вряд ли было нужно.

Она отвернулась от окна, посмотрела на меня и, должно быть, узнала.

— Нет-нет, сударыня, всё в порядке, — она даже попыталась улыбнуться.

— Может быть, попросить принести вам воды? — не унималась я. — Или давайте я провожу вас до кареты.

Она покачала головой:

— Благодарю вас, не нужно. И я пришла сюда пешком — улица Пехотинцев всего в нескольких кварталах отсюда.

— Тогда позвольте я хотя бы провожу вас до ворот.

Этому она противиться не стала, и мы, спустившись по лестнице, вышли на улицу.

— Надеюсь, его величество придумает что-нибудь, чтобы помочь вашему приюту, — я сказала это, чтобы хоть немного ее успокоить, хотя сама ничуть не верила в то, что король приложит для этого хоть какие-то усилия.

— Да-да, я тоже на это надеюсь, — согласилась она.

Но она лгала — так же, как и я. И мы обе поняли это друг про друга.

— Что будет с детьми, если вас выгонят на улицу? — спросила я. — И много ли их у вас?

Мы медленно брели по центральной аллее, что вела к воротам. По обе стороны ее горели фонари.