Как улучшить дракона. Если он тот еще ящер - Таня Драго

— Да сольются пути, разделённые по неведению, да воссоединятся линии, разорванные страхом, да исцелится мир, раненый непониманием.

Латор продолжил на древнем драконьем языке, и хотя я не знала значения слов, я чувствовала их смысл — они были зеркальным отражением моей фразы, драконьим эквивалентом человеческой мудрости.

В центре кристалла вспыхнула ослепительная звезда. На мгновение весь зал залило белым светом, таким ярким, что большинство присутствующих инстинктивно закрыли глаза.

Я видела, как волна чистой, гармонизирующей магии распространяется от центрального кристалла — сперва наполняя весь зал, затем проникая через стены крепости, расходясь всё дальше и дальше, по всему Аталу. Словно кольца на воде, она двигалась во все стороны, исцеляя повреждения в магической ткани мира, восстанавливая баланс там, где он был нарушен.

Внезапно я услышала странный звук — нечто среднее между вздохом облегчения и удивлённым возгласом.

Обернувшись, я увидела, что аэллэ Тайрел приподнялся, его глаза были широко распахнуты. Тёмные узоры на его руке начали меняться — чернота отступала, вытесняемая золотистым светом. На наших глазах проклятие уязвимости превращалось во что-то иное — в светящиеся символы защиты, древние драконьи руны, означающие силу, выносливость, исцеление.

— Что происходит? — прошептал кто-то из драконьих старейшин.

— Волна гармонизации, — ответил Дион благоговейным тоном. — Она не только исцеляет структуру договора, но и всё, что было искажено его нарушением. Включая магические проклятия.

Кристаллы медленно опустились на постамент, их сияние стало спокойнее, ровнее.

Волна магии уходила всё дальше, затрагивая самые отдалённые уголки Атала, неся исцеление и равновесие.

Я почувствовала внезапную слабость в ногах — не истощение, как прежде, а просто естественную усталость после огромного магического усилия.

Латор поддержал меня, обнимая за плечи.

— Мы сделали это, — тихо произнёс он. — Новая эра для наших народов.

Я прильнула к нему, чувствуя, как наши ауры по-прежнему переплетены, как бьются в унисон наши сердца. Это не было магическим принуждением или случайной химической реакцией. Это был сознательный выбор, акт доверия и понимания, глубже любого заклинания.

Два дня спустя я стояла на высокой башне замка Авельтан, наблюдая за приготовлениями к церемонии во внутреннем дворе. В центре возвышался массивный погребальный помост, украшенный драконьими символами и древними рунами.

Оказавшись в замке, мы узнали, что произошло.

Старейшина Тлитт встретил Латора у главных ворот, не дожидаясь, пока тот спешится. Его обычно бесстрастное лицо выражало глубокую печаль, когда он произнёс слова, которых Латор, вероятно, уже ожидал:

— Халидэл, с прискорбием сообщаю... ваш отец покинул этот мир. Это случилось прошлой ночью.

Хотя сердце Латора уже давно было готово, все же долгое балансирование между жизнью и смертью сделало эту мысль... почти привычной, я видела, как тень боли пробежала по его лицу. Видимо, была какая-то надежда, что Ронар встанет, избавившисьот проклятия.

Он спросил тихо:

— Он страдал?

Тлитт покачал головой:

— Нет, халидэл. Напротив. Проклятие пало перед концом. Он ощутил облегчение, улыбнулся и... просто не проснулся.

Тело Оукаты, или скорее то, что от неё осталось – иссохшее, непонятное, такая странная фигурка, непохожая на величественную драконицу, прибыла с нами в гнездо, и теперь…

Старейшина Тлитт, хранитель традиций, настоял на соблюдении погребальных обрядов для обоих правителей, несмотря на предательство Оукаты. Теперь предстояла двойная церемония — погребение халидэла и его супруги, предательницы, но всё же драконицы клана Авельтан.

Как все поменялось за несколько дней.

Я всматривалась в костер, сложенный для этих двоих и думала о том, сколько всего между ними пролегло, должно быть. Латор говорит, он ее любил. А вот насчет нее я сильно сомневаюсь. А сейчас, сейчас и между ними наступит эта странная гармония.

Своя, но все же.

Я услышала шаги за спиной и обернулась. Латор подошёл ко мне, одетый в церемониальные одежды глубокого синего цвета с золотой вышивкой.

— Как ты? — тихо спросила я.

Он встал рядом, глядя на приготовления внизу:

— Странно. Печаль смешивается с облегчением, гнев с прощением. — Он сделал паузу. — То, что сделала мать – тяжкое преступление. Но и мы под ее гнетом все творили немало того, что выходит за рамки порядочности. Она, знаешь, называла отца человечным. Ей это не нравилось.

— Я понимаю.

— Они так и не пришли к взаимопониманию. Результат… страшный. Я вот даже не знаю, был ли он на самом деле слаб или человечен, уже не помню. Но, вероятно, действительно любил, раз не смог от нее защититься. А может и не хотел. Как будто заранее простил.

— А ты? Ты смог простить её?

Он долго молчал, глядя на погребальный помост, где вскоре будут лежать символы его родителей.

— Я не знаю, простил ли я её полностью. Но я понимаю её теперь лучше. Она действительно верила, что борется за благо драконов. Её методы, её цели были искажены, но в основе лежала любовь к своему виду. — Он повернулся ко мне. — И в конечном счёте, она подарила мне жизнь. За это я благодарен ей, несмотря ни на что.

Он протянул руку и осторожно коснулся моей щеки:

— Если бы не она, я никогда не встретил бы тебя. Никогда не познал бы этого... равновесия, которое чувствую сейчас.

А потом мы спустились во внутренний двор, где уже собрались драконы. Церемония должна была пройти по древнейшим драконьим традициям, многие элементы которых не менялись тысячелетиями.

Погребальный помост, возвышавшийся в центре двора, был сложен из особой породы дерева, пропитанного маслами и эссенциями, которые должны были придать пламени особый цвет и аромат. На нём уже лежало тело отца Латора, облачённое в традиционные белые одежды перехода, а рядом — завернутые в белую ткань останки Оукаты.

По сигналу Латора – теперь полноценного халидэла, главы клана Авельтан, семь драконов поднялись в воздух. Их чешуя сверкала в последних лучах заходящего солнца. Они описали широкий круг над двором и зависли