Воля владыки. За твоим плечом - Алла Анатольевна Гореликова

— Если бы была похожа, я бы с тобой сейчас не разговаривала. Но вдруг тебе покажется, что капля очарования сможет развязать особо туго завязанный язык и лучше расположить к тебе собеседника? Не забывай — кродахи чуют нас, поэтому, если не собираешься ни на кого кидаться с пикантными предложениями, лучше не стоит.

Лин невольно рассмеялась. Сказала бы она, как ее учили «развязывать туго завязанные языки», да здесь это умение все равно не пригодится.

— Я тебя поняла. Может, это и правда окажется… небезынтересно. Посмотрим.

— Баринтар, — сказала Лалия. — Очень пристальное внимание. Нариман не отлипает от Асира, потому что ему снова нужны деньги. Но у нашего владыки, насколько я знаю, есть предложение получше. Присмотри за ним. Не переключится ли его интерес на вновь прибывших. Если да, Асиру придется поторопиться. Особенно присмотрись к Азраю и Сафрахину, когда они появятся. Хотя, может, к этому времени моя недееспособность уже закончится.

Лалия всего на секунду прижала пальцы к вискам, но стало ясно, что и непринужденный тон, и привычная грация, и легкость в движениях даются ей сейчас тяжело. Да, запаха по-прежнему не было, и выглядела Лалия, как обычно, блестяще, но, присмотревшись, Лин вдруг поняла, что еще никогда не видела на ее лице столько косметики.

— Что?

— Ничего. Я поняла — Баринтар, Азрай, Сафрахин. Что по остальным?

— Шитанар. Снова о нем. Владыка Латиф — двоюродный дед Сардара, и в последнее время он предпочитает об этом помнить и напоминать. Видимо, старческая сентиментальность пробудилась. Надеюсь, он не кинется на нашего уважаемого первого советника с поцелуями, иначе я опасаюсь за его здоровье.

— Сочувствую господину советнику, — фыркнула Лин. — После вязки с Хессой ему как раз не хватает старческих, то есть родственных, поцелуев. И что же стоит за сентиментальностью? Снижение ввозных пошлин?

— Расширение границ, разумеется, — хмыкнула Лалия. — Имхара граничит с Шитанаром на севере, там, где кончаются горы Нилата, причем, граничит одной из самых плодородных своих провинций. Учитывая, что в Имхаре их почти нет, сама понимаешь, Асир не слишком жаждет таких тесных родственных связей. А Сардар их не жаждет вообще.

— Прекрасно понимаю, — согласилась Лин. — Что ж — вы не воюете, но экономические замуты, в целом, те же самые. А рожа не треснет, прости за вульгарность? У Шитанара, как я помню, с плодородными землями и так все хорошо.

— И с землями, и с водами. Но ведь может быть еще лучше. Кто же откажется от перспектив?

— Жадность губит не только начинающих предпринимателей. Ладно, тут все предельно ясно. А Нилат? Дай догадаюсь — у них слишком много гор и слишком неустойчивый климат, поэтому они наверняка хотят вложить Асиру в голову свежую мысль, что Шитанар зажрался и неплохо бы поделиться его плодородными равнинами с соседями?

— Почти. Но Акиль, на мой взгляд, самый рациональный тип из всех, кого ты увидишь. Он предпочитает держать друзей близко, а врагов — еще ближе. Поэтому с Асиром они друзья, а с Латифом — друзья очень-очень близкие. Даром что Латиф лет на сорок старше. Буквально завтракать друг к другу ездят. Нилат сейчас — богатейший лепесток Ишвасы. Там есть все, а Акиль никогда не боялся новых идей и никогда не любил давать в долг.

— И мне придётся держаться с ним особенно осторожно, когда вскроется, откуда я такая взялась…

Лалия кивнула.

— Ты была на ярмарке. И видела торговцев оружием, я знаю. Так вот, почти все оружие делают в Нилате. Все самое новое и самое смертоносное. И не только оружие. Разного рода механизмы, часы. Дамбы и насосы — в Нилате очень много воды, даже слишком много, с ней приходится что-то делать. А Акиль, как я сказала, не боится новых идей, поэтому то, с чем другие боролись бы, он использует. А значит — не только насосы. Водяные мельницы и водяные приводы для ткацких и токарных станков — это то, о чем известно всей Ишвасе. А наш уважаемый тайный советник, — Лалия тонко улыбнулась, — раздобыл рисунок корабля, который плавает без парусов, на водяном двигателе. Труба и дым, очень странно смотрится.

— Паровой двигатель, — протянула Лин. — Ого! Я поняла. Это у вас передний край технологий.

— Акиль всегда поддерживал Асира, думаю, ты понимаешь, почему. Ему не нужен мир, погрязший в старье. Старых традициях, старых приспособлениях, старых законах. Можешь поговорить о нем с владыкой. Он расскажет больше. На завтрак друг к другу они, конечно, не ездят, но довольно часто обмениваются письмами. К тому же они ровесники. И восхождение на престол Акиля тоже не обошлось без кровавых восстаний.

— Я присмотрюсь к нему. На сегодня все? Или и об остальных заодно расскажешь?

— Рассказала бы, но нам уже пора. — Лалия поднялась, откинула волосы за спину и вздернула подбородок, мгновенно преображаясь. Теперь она смотрела на Лин сверху вниз, внимательно и оценивающе. — Ты готова?

— Думаю, да.

Внятная, достоверная, освещающая текущие расклады информация выбила из головы страхи и проблемы. Лин улыбнулась — она шла работать и чувствовала себя, несмотря на чужой мир и высокое общество, вполне в своей стихии.

Глава 6

Ученые говорят, что история имеет свойство повторяться. Лин мало интересовалась наукой, зато точно знала, что повторяться имеют свойство дурацкие, неприятные или напряженные ситуации. Сейчас она как будто вновь оказалась на том самом празднике, после которого… Лин сглотнула и усилием воли отогнала пугающую мысль. Уж повторения того кошмара она всеми силами постарается не допустить. И наверняка не только она.

А пока — Лин сидела на подушке у ног владыки, рядом восседала Лалия, как всегда изящная, неотразимая и холодно-недоступная, а взгляды всего сераля скрещивались не на посольстве, которое как раз сейчас вручало дары, и даже не на владыке, принимающем заверения в дружбе, а на «трущобной выскочке». И если бы эти взгляды могли испепелять, то Лин давно превратилась бы в кучку пепла, чтобы освободить место временной фаворитки для кого-нибудь более достойного.

Сама Лин смотрела на посольства. Очень внимательно. Но взоры «сестер по сералю» ощущала ясно, тем самым шестым чувством, которое помогало выжить в своих, родных и теперь навсегда недоступных трущобах — сначала в детстве, позже — в качестве агента охранки.